Андрей Алексеевич Кокоулин - Прынцик

выставила ладони перед Шарыгиным.

— И только несколько вещей могут примирять с действительностью. Театр, в котором ложь накладывается на ложь и получается нечто отличное, и… — Шарыгин узрел жест и запнулся. — Что?

— Я все поняла, — сказала Галка.

— Серьезно? Ты попробуешь снова? Пойми, это единственное настоящее…

— Да, — солгала Галка.

— Тогда я… — Шарыгин взялся за дверную ручку. — Тогда я соберу всех, и ты вжаришь, да? Обязательно! Настраивайся. Я сейчас.

Он выбежал из гримерки.

Галка с трудом выдержала тридцать секунд.

Неплотно прикрытая дверь едва слышно скрипнула. Тускло светил плафон. Коленца коридора доносили искаженный Шарыгинский голос. А выставлена ли охрана? Вроде нет.

Галка мелкими шагами двинулась в сторону служебного выхода.

Никого. Господи, пусть так и будет, это повторный побег, но, клянусь, последний. Завязываю, ага. Поворот. Подоконник для курения, тоже пусто, пу…

Галка замерла.

В нише за курилкой, сложив руки на груди, стоял Казимирчик. Нескладный, носатый. На губах его играла слабая улыбка. На скуле красовался прямоугольник пластыря.

Одинокий оруженосец какой-то.

Галку он заметил, но не пошевелился, лишь слегка, ожидающе наклонил голову.

Захлопнуть рот. Унять тарахтящее сердце. Чего хочет? Стоит? Просто стоит? А будет ли держать? Или пропустит?

— Можно мне? — бледнея, шепнула Галка.

И Алексей Янович молча показал движением век: можно. А затем подмигнул. Это было настолько естественно, настолько к месту, что Галка, не удержавшись, на мгновение прижалась губами к худой Казимирчиковой щеке.

— Вы славный!

О, крылья!

Вперед, вперед! Вы есть у меня!

Пение дверной пружины. Сладкий воздух. Ветер. Тротуарная плитка. Бегом, бегом. И телефон, конечно же, телефон.

Длинный гудок, второй.

— Алло?

— Саша?

— Да.

— Саша, я тебя люблю, — сказала Галка.

Мир был чист и свеж. И лжи в нем не было. Только любовь.

© Copyright Кокоулин А. А. (leviy@inbox.ru)

--">