Андрей Геннадьевич Лазарчук - Штурмфогель

Андрей Лазарчук Штурмфогель

Но рваною была нирвана...

НАЧАЛО

Окрестности Кельна, 13 апреля 1934. 07 часов 30 минут

– По-моему, ты от бабы, – принюхался Фриц. – Признавайся, ходок!

Штурмфогель молча выгружал на стол банки консервов, колбасу, кусок копченой грудинки, головки лука и чеснока, лимон, несколько сморщенных зимних яблок… В бумажном свертке, подозрительно напоминавшем формой бутылку, что-то булькнуло; его Штурмфогель тут же спрятал под матрац. Потом аккуратно скатал пустой мешок и сунул его в карман шинели.

– Жрать, – скомандовал он наконец.

Стая невесело заржала.

– Вылет? – догадался Штурмфогель. Внутри радостно затрепетала какая-то жилка.

– Групповой, – кивнул Фриц. – С Гюртнером во главе.

– Ого! А по какому случаю?

– Через неделю нас будет инспектировать фюрер, – с кислой улыбкой сказал Малыш Бюлер, сомнамбулически приближаясь к столу и раскрывая маленький складной нож, где, кроме лезвия, были еще щипчики для волос в носу и увеличительное стекло. – И мы должны будем показать класс. А сегодня по этому поводу нам ставят какого-то болвана. Как бы экзамен…

Он отрезал маленький кусочек колбасы, положил его в рот, закрыл нож и все той же походкой сомнамбулы направился к своей койке.

– Что за болван? – быстро спросил Штурмфогель.

– Неизвестно, – сказал Фриц. – Какой-то сапог из Берлина.

– Не сапог, – обернулся Малыш. – Неужели не чувствуете? Искры сыплются…

– Кто-нибудь его видел? – Наверх запрещено, – сказал Фриц с досадой. – Условия, приближенные к боевым. А здесь… Здоровый кабан. Вот такие окорока. Что еще можно сказать?

– Ладно, – махнул рукой Штурмфогель. – Прячьте это пока, а я в сортир…

В дверях он столкнулся с гауптманом Гюртнером, маленьким, сухим, похожим на хромую обезьянку. В общем-то добрейший человек, для курсантов отец родной, он страдал повышенной раздражительностью и тогда мог изощренно наорать, загнать на гауптвахту или приложить руку. Но на него не обижались даже за это…

– Ку-уда? – уперся он тонким кривоватым пальцем в грудь Штурмфогеля.

– В сортир, господин гауптман!

– Недосрал?

– Так точно!

– Давай быстрее…

В сортире он долго пил тепловатую воду из крана, а потом наклонился над толчком и сунул три пальца в рот, извергая плотный сегодняшний завтрак…

Бедная Трудель, она так старалась…

И зря стая скабрезно усмехалась, все было совсем иначе. Он просто показал этой замученной сорокалетней тетке, какая она есть на самом деле. Вот и все. Одна ночь наверху. В саду Гипноса. Он сразу сказал, что это будет как сон…

Штурмфогель еще раз промыл желудок – до каких-то серых соплей. Потом еще, до чистой воды.

Когда-то и сам он не мог отличать верхнюю явь от сна…

Впрочем, это было в раннем бестолковом детстве. Уже семилетним он все прекрасно понимал. Почему, например, мать иногда запирает его на ночь в шкаф…

По улицам ходили солдаты с красными флагами. Потом другие солдаты и полицейские стреляли в них, пинками отгоняя мальчишек, подбирающих горячие гильзы. Сгорело несколько домов. Это называлось Баварской республикой.

Он стряхнул с себя воспоминания и посмотрел в мутное зеркало. Рожа, конечно, измятая…

Через полчаса стая получила вводную: на территории лагеря находится человек, держащий в уме двадцатизначное число. Найти, проникнуть, запомнить число, вернуться, доложить. Действовать в плотном строю. Ведущий – гауптман Гюртнер.

Состав для перехода в измененное состояние был у каждого свой. ШТУРМФОГЕЛЬ пользовался чистым порошком из сушеных мексиканских грибов: щепоть на полстакана кипятка. Другие прибегали к каким-то сложным смесям, дающим всяческие дополнительные эффекты: длительность, яркость, что-то еще. Он полагал это лишним.

Для взлета каждому полагалось отдельное помещение; на всякий случай присутствовала медсестра.

Штурмфогель поболтал ложечкой в стакане и мелкими глотками выпил бульон. Желудок, вопреки опасениям, среагировал нормально. Бульон и бульон. Грибной. Даже вкусный. Правда, без соли.

Потом он перевернул песочные часы и стал смотреть на медный диск, висящий на противоположной стене.

– Вы сегодня бледны, – сказала медсестра. – Наверное, влюблены?

– Пока нет, – сказал Штурмфогель. – Но могу попытаться. Хоть сейчас.

Медсестра захихикала:

– Не успеете. Я превращусь в тыкву. А партия не одобряет вегетофилию.

– А мы представим --">