Михаил Леонидович Лезинский - Колючая Арктика

рассмеялся, — "вот нахал!"

— Это как понимать прикажешь? Сам-то ещё не знаешь, где ночевать придётся! Что завтра с тобою будет! И, вообще, примет ли тебя тундра?

— Шо-о! Не знал бы, что ты бухгалтер, подумал бы: ты один из тех витий-писак, которые во все времена мозги полоскали рабочим, колхозникам и прочим, приравненным к ним!? Но я тебя, земеля, знаю уже как облупленного, сколько смердящего кофе повыпито на этих нюхальницах, именуемых аэровокзалами…Что, бухгалтер, этот огромный сарай в Тикси можно назвать авиапортом!?.

Кучаев был того же мнения, но по своей журналисткой привычке, "видеть хорошее даже в плохом", согласно горьковской теории социалистического реализма, наперекор собственной песне, постарался если не найти "хорошее в плохом", то хотя бы разрядить обстановку.

— По-моему, тундра всё-таки должна тебя принять.

Гаранин выдал головокружительную улыбку, тряхнул кудрями, слегка тронутыми молодой, всё ещё украшающей сединой.

— О какой тундре речь!? Примет, не примет!? Что она — баба, твоя тундра? Серёге Гаранину только бабы обеспечивают в жизни полный комфорт. И пока бабьё существует на свете, то, как минимум, Серёге обеспечена сносная жизнь в любом закуточке земного шара. Вот оно, бабьё, где у меня, бухгалтер!

— Понятно, — сказал Кучаев, — с вами всё ясно. Основная специальность — альфонс!

— Это я то — альфонс! Это я-то собираюсь жить за счёт женщин? Обижаешь, гражданин начальник. Я вкалывать люблю. Но надо знать: за что. За какие тити-мити! А бабы прокладывают курс и освещают путь на труднопроходимых дорогах. Понял, бухгалтер!?

Гаранин стал называть Кучаева бухгалтером после длительной остановки в Тикси. Там у буфетной стойки у них и вышел примечательный разговор, после которого и родилось "бухгалтер".

Поглощая мутную бурду, которая с претензиями была названа "кофе по-турецки", Сергей Гаранин, как бы, между прочим, — очень любопытный человек оказался! — поинтересовался:

— Из отпуска в родные пенаты возвращаетесь?

— Что вы! В Арктике бывать ещё не приходилось, — ответил Максим Кучаев. — ещё предстоит узнать, с чем её едят.

Сергей Гаранин усилил напор: чего Максим Кучаев забыл в этом жестоком северном краю, где двенадцать месяцев зима, а лето лишь наступает в остальные месяцы календаря? Сам-то Серёга знал, для чего он стремится поближе к северному полюсу. Он-то знал, для чего другие едут туда же!

— Леонидыч! Всё-таки ответь мне, ты-то для чего стремишься в эту поибень? Поднять пенсионный потолок? Золотоискатель? Взрывник? — куча вопросов.

Кучаев отрицательно покачал головою.

— Ни то, ни другое, ни третье! Я больше привык орудовать перышком. Хотя в молодости…

Кучаев хотел сказать, что в молодости ему пришлось потрудиться и грузчиком, и сцепщиком вагонов, и электриком…хотел сказать, что по электрической специальности он поработал многие годы, пока не стал писателем, а, когда стал писателем, его пригласили в газету…

Кучаева сразу же определили в непереиздаваемые писатели, а это означало, что пишет он не детективы, которые пользуются необыкновенным читательским успехом и не состоит в штате Высшего Комсостава, то есть, не является начальником над писателями! И место Кучаева, — газета, если он собирается кое-какие денежки заработать и для семьи.

Но Сергей Гаранин не дал возможности, даже мысленно, дорисовать развёрнутую биографию:

— Пером, значит, сейфы вскрываешь, бухгалтер?

— М…м-могу, если понадобится, и по этой части. Приходилось и с бухгалтерскими бумажками возиться.

— Сальдо-бульдо, бульдо-сальдо и… ваших нет!

Кучаев промолчал, не стал распространяться, при каких обстоятельствах он перебирал бухгалтерские бумажки. После пристального знакомства с "приходящими-исходящими" в городской или областной газете появлялся фельетон со всеми вытекающими из него последствиями.

Это было ещё то время, когда газета, — особенно партийная! — могла что-то сделать, а не только привлекать внимание!

Серёга Гаранин задумался, — не пальцем же деланный! — "может ревизор!?" Сразу же сделался серьёзным и сказал так, на всякий случай:

— Попадёшь за письменный стол, бухгалтер, будешь насчитывать зарплату, не забудь и меня грешного, нолик какой припиши! Не забудешь?

Кучаев вместо ответа вежливо отстранил Гаранина от иллюминатора, который всё-таки пытался что-нибудь разглядеть в сумраке ночи, и приплюснул свой нос к холодному --">