Алексей Сергеевич Азаров , Владимир Иванович Щербаков , Гюнтер Шпрангер , Журнал «Искатель» - Искатель. 1979. Выпуск № 02

так просто вывести из режима. Для этого нужно, по крайней мере, прямое попадание крупного метеорита или девятибалльное землетрясение. Что там происходит?

За десять минут эль подбросил меня к главному корпусу. С другой стороны к автоматическим дверям бежал долговязый человек в шляпе, надвинутой на лоб, — Нельга. Я, кажется, понимал, почему не располагал к себе этот пунктуальный человек. Нетрудно было представить, что он скажет в любой ситуации, и само его присутствие, возможно, становилось вдруг ненужным, необязательным. Через минуту мы миновали защитный шлюз и ворвались внутрь машины погоды и климата. Нельга бежал чуть быстрее меня — вперед, вперед, вперед…

Мы слегка устали и уже не бегом, а быстрым шагом шли по широкому коридору. Справа и слева — просторные ниши, галереи, то затененные, то освещенные скупыми лучами искусственной луны, пробегавшей по часовым поясам легко, словно бильярдный шар. Высоко-высоко, в черных разрывах между северными облаками вспыхивали редкие звездные огни настоящего, неподдельного неба. Оно было как бы вторым потолком. Шепча листвой, пленники фитотрона рассказывали об ураганах в дальней стороне, о следах в непроходимых чащобах, о южных созвездиях — дивных островах в ночном океане небес…

Вот она, массивная высокая колонна, поблескивающая стеклом и пластиком: тонны зеленоватой инопланетной воды. Аквариум. Серый песок. Сумрак. Выпуклый таинственный объем, созданный нами.

По стеклу ползла капля воды. Медленно, равнодушно передвигалась она, оставляя влажный след. Я случайно заметил ее. «Не может быть!» — тихо воскликнул Нельга. Я и без него это знал. Мы подошли к стеклу и долго всматривались в сумрак гигантского водяного столба — свет мог убить нашу гостью — водяную лилию. Ее там не было. По дну тянулась цепочка полуразмытых углублений, напоминавших следы.

Почти одновременно мы подняли головы: у затененной стены, в тридцати метрах от аквариума слышен был шорох, и там почудился нам возглас. Женщина возникла среди лунно-лимонных полос слабого света на темных стволах, под глянцевыми гирляндами листьев, а выше, над головой ее, над кронами деревьев, светились россыпи звезд. Она стояла на траве, выросшей под пластиковым куполом и никогда не видевшей солнца.

Нечто незнакомое раньше вдруг будто проснулось во мне. Встрепенулось сердце, потеплели пальцы рук.

Влажные волосы женщины блестели от серебряных капель, она поправляла их легко и быстро, прикасаясь к ним тонкими руками. Глаза темны и прозрачны, в них светлый и чистый зеленый огонь, и удивление, и радость… Я не смог бы сказать ни слова, даже имени ее не смог бы произнести: на запястье ее левой руки сиял изумрудный браслет.

Я, наверное, втайне надеялся на эту встречу, и сейчас, чтобы окончательно поверить в происшедшее, мне оставалось лишь проследить мысленно тонкую нить событий — случайных и закономерных. Вдруг вспомнилось продолжение спора с Ольховским. Тогда, несколько дней назад, я не принял его всерьез.

«Представь только, — убеждал он, — сначала анабиоз, потом он прерывается, значит, звездное путешествие кончилось, зонд совершил посадку. И вот идеальные условия, верный признак, что они попали к тем, кто о них заботится. Разве это не может послужить сигналом к превращениям? Мы обязаны обратить внимание даже на самые невероятные предположения. Исход может оказаться неожиданным. Не исключено, что знаки на камне рассказали сущую правду. И я думаю, они готовы к встрече лучше нас…»

Мы переглянулись.

— Я МОГУ РАССКАЗАТЬ ВАМ… — ПРОЗВУЧАЛ В ТИШИНЕ ЕЕ ГОЛОС.

Меня охватил запоздалый страх: что было бы, если мы успели бы вмешаться в работу фитотрона и восстановить (какой ценой!) первоначальный, обычный его режим…

Алексей АЗАРОВ ОСТРОВИТЯНИН^[1]

1

Лежать на тротуаре неприлично.

Эту истину мне внушили давно — в ту пору, когда я, пожелав и не получив игрушку с витрины, не спеша раскладывался у ног прохожих и игнорировал призывы не ныть и принять нормальное положение. Первые два-три подзатыльника, выданные старшими, помнится, не поколебали мою уверенность в праве валяться где хочу, но десятый или двадцатый сделали свое дело.

Итак, лежать на тротуаре неприлично. Тем --">