Евгений Александрович Прошкин - Рассказы

выбрала меня — одного! — и дала второй шанс? Вторую попытку? Кто не мечтал прожить жизнь заново? Исправить ошибки, на всех развилках выбирать только верный путь. Кто не мечтал?

Так, выходит, я еще и радоваться должен. «Вторая попытка»… Философ! Скоро я научусь говорить. Не может быть, чтобы мой язык и меня же не слушался. И что же? Так Маше и сказать: «Мама, я твой муж»? Или делать вид, что не умею читать, не умею писать, водить машину. Всю жизнь прикидываться. Сначала — маленькой девочкой, потом — девушкой, потом… Меня даже пот прошиб при мысли о том, что мне придется быть женщиной.

Все начинать с нуля. С абсолютного нуля! Это что, и есть мой второй шанс? Или мне просто предоставлена возможность некоторое время — каких-то семьдесят лет! — побыть в шкуре женщины? Зачем? Вернее — за что?

А друзья? Мой характер, наконец, привычки, неприемлемые для женщины, — все прахом?

В палату вошли знакомые практикантки, видимо, полюбоваться на гениальную девочку (на меня). Забывшись, я машинально сказал:

— У вас не будет сигареты?

Они оторопело переглянулись и снова уставились на меня.

— Ух ты! Скажи еще что-нибудь!

Я совершил ошибку. Отступать было некуда.

— С удовольствием с вами побеседую, но сначала позовите мою маму.

Говорить было чрезвычайно трудно — к языку как будто гирю привязали. Но все же это была человеческая речь, пусть картавая и шепелявая, но вполне понятная.

Девицы продолжали стоять на месте, как вкопанные, и я, чтобы вывести их из оцепенения (но в основном, конечно, из озорства), повторил свою просьбу по-английски. Возможно, международный язык общения был им более близок, так как после этого они вылетели в коридор пулей. Не успел я и глазом моргнуть, как в палату ворвалась целая делегация врачей и сестер во главе со знакомой акушеркой.

— Вот эта? — показал в мою сторону благообразный старик в очках. Он бережно взял меня на руки.

— Значит, душечка, мы уже разговариваем?

— И даже по-английски! — вставили практикантки.

— Ну-с, о чем же мы с тобой поговорим?

— Да о чем хочешь, дедуля! — ответил я, откровенно любуясь произведенным эффектом. — Но прежде я хочу знать, моей матери уже рассказали о гибели отца?

Акушерка, казалось, уже потеряла способность удивляться и только выдавила:

— Д-да…

— Так вот, друзья мои. Передайте ей, что ее муж Алексей Воронов жив и здоров. Вот так-то. Жив и здоров! — повторил я. — И, черт, дайте же наконец закурить!

--">