Элизабет Бир - Книга магии

Annotation

Скорее всего, искусство призвано отражать волшебство, дать ему материальное воплощение, каким-то образом использовать его. Вглядываясь в глубь веков, мы видим, что художник и волшебник неразличимы, они, по сути, едины, что неизменно подтверждается многочисленными примерами — вплоть до сегодняшнего дня.

Элизабет Бир

notes

1

Элизабет Бир

Не моих рук дело

— Это, — заявил Бразен Чародей, с грохотом уронив нечто на грифельную столешницу, — не твое.^[1]

Это самое нечто, чем бы оно ни было, судорожно дернулось и снова загрохотало, на этот раз при попытке уползти. Байю выбралась из-за рабочего стола и потянулась до хруста в позвоночнике, уже начавшем ощущать все прелести ее далеко не среднего возраста. Убрав пряди волос, упавшие на морщинистое лицо, потянулась к неизвестной вещице, чтобы получше ее рассмотреть. Перед глазами все расплывалось; через секунду она поняла, что на ней окуляры из кварца, которые Бразен сделал ей для мелкой работы, и сняла их, оставив болтаться на цепочке.

Несколько крабообразных творений Байю бросились исследовать новичка. Кости — бивень и трубчатая. Металл, похожий на серебро, но зазвенел не настолько чистым звоном, когда Бразен уронил свою игрушку. Камни, мерцающие совсем не так маняще, как настоящие.

Байю, нахмурившись, вперила взгляд сначала в вещицу, а затем и в Бразена.

— Давненько я тебя тут не видела. Ты же вроде бы укатил куда-то со своей новой пассией?

— Я расстался с как-там-ее-звали почти год назад.

— Наджима.

Байю покачала головой.

— Я должна была лучше воспитать тебя.

Ее бывший ученик, а ныне полноправный магистр волшебных наук, пожал плечами и ухмыльнулся.

— Нельзя так просто взять и исправить один из главных недостатков мужского характера, как бы рано ты ни начала. К тому же разве не был я всегда почтительным к тебе, моя старая добрая Наставница?

Байю почувствовала, как, помимо ее воли, приподнимается в улыбке уголок губ — но только один. Левый.

Бразен стоял позади кучи мусора, широко расставив ноги и скрестив на груди руки так, что мускулы натянули рукава его кричаще яркого парчового кафтана. Кожа редкой аристократичной бледности прекрасно сочеталась с платиново-белыми, завивающимися на концах волосами до плеч. В густые бакенбарды была вплетена тонкая медная проволока, на уровне скул мерцали капельки сапфиров. Он походил на матерого самодовольного котяру с дурной репутацией, который в очередной раз приволок домой нечто неузнаваемо погрызенное и с гордостью кладет это на колени хозяина.

— Ты хочешь сказать, что я тобой пренебрегаю?

В косом взгляде, брошенном магом на наставницу, промелькнуло что-то похожее на чувство вины.

— Напротив. Без тебя мне удалось переделать целый воз работы.

Она скучала без него, но не собиралась в этом признаваться. Разве что самой себе. Последствия проявления уязвимости в родной семье Байю были столь плачевными, что она с самого детства не могла набраться храбрости для повторной попытки.

Обойдя стол, она взяла палку с крюком на конце и серебряным наконечником потыкала подергивающуюся горку костей и металла.

— Ты прав, — последовали ее слова. — Это не моя работа. Так каким образом все это касается меня?

— Я неделю смогу обходиться без соли, если ты не сменишь тон.

Бороду мага прорезала усмешка. Злиться на него было невозможно; Бразен был сыном ее лучшего друга, мага Саламандры, и она готова была прощать его шалости хотя бы ради этого. Черт возьми, простила же она ему, несмотря на боль, то, чей он сын. И Саламандре простила тоже.

На секунду ей вспомнился ее старый друг и те крошечные ползучие создания, что нашептывали ей его секреты, и та особенная улыбка, что он приберегал лишь для одной Байю. Странно, подумала Байю, что, хотя мать Бразена была змеемагом и говорящей с пауками, а отец — некромантом, его магия питалась заклинаниями, намного больше походившими на ее способности артефактора, чем на способности тех, кто дал ему жизнь. Она, конечно, не считала, что

--">