Питер Уоттс - Гиганты

плавает в центре этого дисплея: Эриофора. Ледяной гигант маячит тёмным массивом в обзорном порте, красные магнитудные всполохи — клокочут позади.

Если я выйду наружу, то увижу раскалённый барьер, простирающийся по всей половине видимой вселенной, с едва заметным намёком на изгиб на горизонте. Бак сокращает его до вишнёвого шарика, плавающего в аквариуме.

Миллион битов детрита, от планет до булыжников, вращается в наших окрестностях. А мы пока даже не релятивистичны, и у Шимпа всё ещё нет времени чтобы пометить тегами все объекты.

В любом случае, сейчас ни один из этих тегов не имеет смысла. Мы в эонах от ближайшего земного созвездия. Все астрономические соглашения именования давно исчерпались для звёзд, пройденных нами за это время. И может быть Шимп изобрёл свою собственную таксономию, пока мы спали, какую-то тайную тарабарщину из 16-ричного счисления и ASCII, которая имеет смысл для него и лишь для него. Может быть. Вероятно это — его хобби, хотя он должен быть слишком глуп для такого.

Большая часть всех этих сменяющихся звёздных ландшафтов для меня прошла в анабиозе. Я бодрствую всего сто строек, и мой мифологический резервуар далеко ещё не исчерпан. У меня есть свои имена для этих монстров.

Холодный гигант — это Туле^[1]. Горячий — Суртр^[2].

Хаким игнорирует моё прибытие. Он двигает слайдеры взад-вперёд: траектории экструдируются из движущихся тел, предсказывая будущее по Ньютону. В конце концов все эти нити сходятся, и он перематывает время, восстанавливает энтропию, пересобирает разбитую чашку и запускает всё снова. Он проделал это три раза, пока я смотрю. И результат ни разу не изменился.

Он повернулся. В лице ни кровинки.

— Мы столкнёмся. Мы врежемся прямо в эту грёбаную штуку.

Я сглатываю и киваю.

— Вот так всё и началось, — говорю я ему.

* * *

Мы неизбежно столкнёмся. Но, устремившись к столкновению, мы позволим меньшему монстру пожирать нас прежде, чем великий пожрёт его. Мы опустим Эриофору за счёт её собственных бутстрапов. Погрузимся в глубины волнения полос водорода, гелия и тысяч экзотических углеводородов. Вплоть до остаточного космического холода, который Туле копил неведомо с каких пор. Может быть почти столько же, сколько мы были в полёте.

Конечно, это продлится недолго. Планета нагревается с тех пор, как она начала своё долгое падение из темноты. Её кости достаточно легко переживут проход через оболочку звезды: около пяти часов на вход и выход, плюс-минус. Однако её атмосфере, думается мне, не так повезёт. На каждом шаге пути Суртр будет снимать с неё слой за слоем, как ребёнок, облизывающий мороженое.

Мы пройдём, уравновесившись в постоянно уменьшающейся безаберрационной зоне между раскалённым небом и скороваркой в ядре Туле. Вычисления подтверждают, что это может сработать.

Хаким уже должен был знать это. Он бы проснулся, уже зная, если бы не их идиотское восстание. Но вместо этого они решили себя ослепить, сжечь свои линки, отрезать себя от самого сердца миссии.

Так что теперь мне нужно объяснять. Нужно показывать. Всё это мгновенное понимание, которым мы когда-то делились, исчезло: один древний припадок, задетое самолюбие, и мне теперь обязательно использовать слова, набрасывать диаграммы, кропотливо вытравливать коды и токены, пока часы неумолимо идут.

Во мне ещё была жива надежда, что может быть после всех этих красносмещённых тысячелетий, они смогут уже и пересмотреть свои взгляды, но, глядя на Хакима, у меня не остаётся сомнений. По его обеспокоенности видно, что для него это всё произошло буквально вчера.

Я со своей стороны делаю всё возможное. Веду разговор исключительно профессионально, пока фокусируюсь на истории.

Стройка прервана. Хаос и инерция, неизбежность уничтожения, безумная, нелогичная необходимость пройти сквозь звезду, а не пролететь вокруг неё.

— Что мы здесь делаем? — спрашивает Хаким, как только я заканчиваю.

— Место выглядело идеальным. — Я указываю на Бак. — Издалека. Шимп даже отослал фоны, но… — Я пожимаю плечами. — Чем ближе мы оказывались, тем хуже всё оборачивалось.

Он уставился на меня, не говоря ни слова, поэтому я добавляю больше контекста: — Насколько можно судить, несколько сотен тысяч лет назад что-то большое раскидало здесь всё, что не было приколочено. Ни одна из планетарных масс больше не находится даже в плоскости эклиптики. Мы не можем найти ничего, --">