Николай Александрович Желунов - Заглянувший за край. Ковчег смерти

ненавистью к этим негодяям, этим гиенам в человеческом обличье. Почему во все времена так любит человек причинять ближнему боль и страдания? Откуда в людях столько изобретательности в желании насладиться муками себе подобных?

Дело было так: выискивая от скуки знакомые созвездия, я откинул голову назад, чтобы взглянуть наверх, и почувствовал затылком нечто странное, какую-то легкую неровность на стекле. Я поводил по стеклу головой, и утвердился во мнении, что на нём что-то есть. Битый час я с колотящимся сердцем пытался определить, что же это такое, но только терялся в догадках. Наконец невероятным усилием я вывернул шею — так что в темноте раздался хруст сдвигаемых позвонков — и краем глаза разглядел в самой верхней точке стеклянного конуса маленькую черную бляшку; от неё, приклеенная к стеклу, тянулась мне за спину пара тонких цветных проводков (их-то я и коснулся затылком). Как раз в этот момент Кассандра залила мое узилище ядовито-белым сиянием, и крошечный глазок объектива сверкнул её отраженным светом.

Всё это время они наблюдали за мной! Я вспомнил свои метания, безумные возгласы и попытки спеть, и почувствовал, как краска стыда и ярости заливает щеки. Я снова рванулся — в попытке высвободить руку и отколоть ею камеру — но только разбил локоть, при этом я отдавал себе отчет, что мои палачи на Кулхусе наверняка видят происходящее, и сейчас посмеиваются над моими отчаянными действиями. Все эти дни они следили! Возможно, их невозмутимые ученые делали в блокнотах какие-то пометки о поведении очередного подопытного, а может быть просто компания военных собиралась у экрана, и посасывая пиво, гогоча, делилась впечатлениями! У меня побелело в глазах от ярости. Я поклялся больше до самой смерти — как бы долго не пришлось ее ждать — ни звуком, ни жестом не давать им повода.

В девятый период бодрствования мне показалось, что Камей светится немного ярче. К тому времени Кулхус стал маленькой голубой точкой во тьме — приходилось напрягать зрение, чтобы его увидеть, так как по соседству с ним полыхал огненный шар Кассандры. Близился, как мне думалось, конец пути, а с ним и всей жизни. Проснувшись на следующий «день», я смог разглядеть мою родную планету уже без всяких усилий — Камей вырос до размеров винной ягоды. Рядом с его лиловым мерцанием угадывалось темно-серое пятнышко единственного спутника — Лютеции.

С той минуты необычайное беспокойство овладело мною. Душу переполняли смутные, отчаянные, безумные надежды. Быть может, кто-то на Камее случайно заметит в телескоп несущееся на бешеной скорости к планете небесное тело, быть может, сумеет разглядеть меня внутри капсулы, выслать спасательный корабль? А может статься, это прочное стекло выдержит полёт сквозь атмосферу, я упаду в океан, каким-нибудь чудесным способом сумею освободиться и выплыть на поверхность? С трепетом ждал я любого исхода, даже смерть не страшила меня: пусть я погибну от жара в атмосфере, сгорю подобно метеору, но погибну над родным миром, и мучениям придет конец.

От волнения у меня пропали остатки аппетита, и мне стоило большого труда заставлять себя глотать мою омерзительную пищу; я совершенно перестал спать, боясь пропустить тот страшный и одновременно прекрасный момент, когда Камей надвинется на меня, и заполнит собой всё небо — чем бы ни кончилось мое жуткое приключение, я желал только одного: чтобы это скорее произошло.

Я приближался к Камею по какой-то замысловатой дуге. Сперва казалось, что я далеко разминусь с ним, и это меня немало тревожило, но затем я вспомнил, что планета тоже движется — по орбите вокруг звезды, поэтому и возникла такая иллюзия. Я молился только о том, чтобы расчеты кулхусских мятежников оказались верными и траектории движения совпали в нужной точке.

Лиловая планета медленно увеличивалась в размерах — вот она стала с теннисный мяч, вот с бильярдный шар; её подернутая дымкой поверхность обрела оттенки — я уже мог рассмотреть сизые облака, густо-фиолетовые пятна океанов под ними… нижняя часть Камея оставалась тёмной — Кассандра в тот момент была над планетой. Внезапно я заметил — нечто громадное, черное движется высоко надо мной, закрывая звёзды. То была Лютеция. Капсулу накрыла её тень, и некоторое время я летел с ощущением, что в небо над головой вылили склянку чернил. Зато Камей стал виден совершенно ясно и четко, как на картинках в учебнике астрономии. Ощущение неподвижности исчезло, --">