Дэвид Марк Вебер - Путь Эскалибура

уготованную им бесславную гибель.

Когг содрогнулся, издал преисполненный смертельной муки стон, и сэр Джордж вскинул голову, услышав вслед за тем крик помощника капитана. Он не мог разобрать слов, но понял, что тот о чем-то спрашивает, и встряхнулся, как мокрый пес, силясь привести свои мысли в порядок. Пусть он не моряк, но сейчас он остался старшим на корабле, поскольку капитана убило сломанной мачтой. Помощник капитана снова крикнул, и теперь сэр Джордж сообразил, что тот его о чем-то спрашивает. По-видимому, у помощника капитана возникла какая-то мысль, какой-то рискованный план, который, быть может, позволит им продержаться на плаву еще сколько-то времени. И теперь ему нужна была поддержка, нужно было, чтобы кто-то другой одобрил его и взял на себя страшную ответственность. Ну что ж, сэр Джордж не возражал против этого. Он готов был взять на себя ответственность и полностью довериться тому, кто понимал в морском деле несравнимо больше, чем он сам. Сэр Джордж решительно махнул рукой, словно одобрял так и не расслышанное им предложение помощника капитана.

Правильно поняв его жест, помощник капитана кивнул и выкрикнул какой-то приказ горстке измотанных матросов. Сэру Джорджу показалось, что вой ветра и рев моря превратили фразу в бессмысленные обрывки слов, но двое или трое матросов поняли приказ и с трудом поползли по палубе, чтобы выполнить его. А сэр Джордж снова устремил взгляд на бешеную круговерть, в которой мешались небо и море. Что бы ни задумал помощник капитана, это вряд ли изменит их участь. В худшем случае его ошибка будет стоить им нескольких часов жизни, столь тягостных и мучительных, что ими не стоит дорожить. В лучшем случае его маневр отсрочит их кончину на час-два, но разве это может что-либо изменить?

А сколько у него было надежд, сколько планов! Человек твердой воли, сэр Джордж Винкастер обладал решительным характером. Пэр королевства, мужчина в расцвете сил, снискавший благосклонность государя еще при Дублине и осаде Бервика, когда ему было всего двадцать два года, и посвященный в рыцари самим Эдуардом III через год, на поле боя при Хэлидон-Хилл. Он отважно сражался в битве у Слюйса спустя восемь лет — «хотя, — подумал сэр Джордж с некоторой иронией, не оставившей его даже в этот момент, — если бы я тогда чуть больше узнал о кораблях, то ныне мне достало бы ума остаться дома!» — и пережил горькое разочарование французской кампании 1340 года. Еще пять лет спустя он, впрочем, вернулся из похода Генри Денби в Гасконь с немалым состоянием.

«На что мне оно теперь?» — горько подумал сэр Джордж, вспоминая о своих блистательных планах. Сейчас, в тридцать пять лет, он находился на вершине своей трудной карьеры профессионального солдата и командира. Он был рыцарем, хотя дед его родился простолюдином, сумевшим ратным трудом завоевать себе рыцарское достоинство и баронство. Сэр Джордж тоже знал войну не понаслышке, не по романтическим песням менестрелей и балладам о рыцарских подвигах. Он был человеком, сражавшимся ради победы… и понимавшим, какую громадную перемену внесут Англия и ее смертоносные луки в то понятие о войне, которое имелось у континентальных владык.

Он знал, что сделать состояние и добыть себе земли может, лишь служа своему королю и сражаясь против Филиппа Французского. Несмотря на неудачи 1340 года, впоследствии Эдуард III доказал, что является восприемником своего великого деда, а не отца — слабого государя и сибарита.

«Длинноногий проявил себя королем, — думал сэр Джордж. — Он начал медленно, но Денби показал ему путь, и теперь он сумеет как следует пощипать Филиппа. Английский лев заставит Францию завыть!»

Да-да, так оно и будет. Претензии Эдуарда на трон Франции, несомненно, более обоснованны, чем Филиппа IV, но сэр Джордж Винкастер не заслужит новой славы, власти и богатства, которые надеялся передать сыну. Его самого и плывущих с ним людей ждет иной удел, и никто не узнает, где и при каких обстоятельствах они погибли…

* * *

Мертвенный, едва различимый свет истерзанного бурей дня начал угасать, и сэр Джордж с изумлением осознал, что они каким-то образом дожили до ночи.

Он слишком устал, чтобы даже удивиться… и, понимая, что должен быть признателен судьбе за ниспосланную отсрочку, благодарности все же не испытывал. Близилась еще одна ночь: ужаса, усталости, отчаянной борьбы — и, в то время как одна часть его существа готовилась встретить ее, другая позорно --">