Кордвейнер Смит - С планеты Глодабла

Кордвейнер Смит С планеты Глодабла

Вскоре после празднования четырёхтысячелетия космической эры Ангария Дж. Глодабл открыл планету Глодабла^[1]. Впоследствии оказалось, что это открытие — трагическая ошибка.

Планету Глодабла населяла высокоразумная форма жизни. Её представители были наделены умеренными телепатическими способностями. Обитатели планеты тут же прочли все до единой мысли и историю жизни Ангарии Дж. Глодабла — и смутили его до глубины души, сочинив оперу по мотивам его недавнего развода.

В кульминации оперы жена Глодабла швыряла в него чайную чашку. Сцена оставляла тягостное впечатление о земной культуре, и Ангария Дж. Глодабл, обладавший резервными полномочиями Замглавы Инструментальности, изрядно растерялся, осознав, что туземцы восприняли через него не возвышенные земные реалии, а некрасивые подробности личной жизни.

В процессе переговоров появились и иные затруднения.

Физически обитатели планеты Глодабла, называвшие себя апицианами, напоминали всего лишь огромных уток от ста двадцати до ста восьмидесяти сантиметров ростом. На кончиках крыльев у туземцев росли весьма необычные большие пальцы. Этих пальцев в форме лопастей апицианам хватало для того, чтобы добывать себе пропитание.

Жители планеты Глодабла были под стать землянам по нескольким параметрам: по бесчестности, пристрастию к вкусной пище, пониманию человеческой натуры. Глодабл не успел ещё подготовиться к возвращению на родину, когда неожиданно обнаружил, что апициане скопировали его корабль. Скрывать это не имело никакого смысла. Они скопировали корабль настолько точно, что открытие планеты Глодабла означало одновременное открытие планеты Земля…

Апицианами.

Последствия этого трагического события проявились, только когда те последовали за Глодаблом. Оба плоскостных корабля перемещались по не-пространству с одинаковой резвостью.

Наиболее важной особенностью планеты Глодабла была её уникальная биохимическая схожесть с Землёй. Апициане стали первой из встреченных землянами разумных форм жизни, которая могла делить с людьми наслаждение от обоняния, получать откровенное удовольствие от прослушивания всякой человеческой музыки, а также есть и пить всё, что попадётся на глаза.

Первую апицианскую делегацию на Земле приветствовали послы, чуть обеспокоенные тем, что страсть новоприбывших гостей к мюнхенскому пиву, камамберу, тортильям и энчиладам, а также к лучшим образцам «чоу-мень» заведомо превосходит любые серьёзные интересы апициан — культурные, политические или стратегические.

Артур Джонн, Владыка Инструментальности, в компетенцию которого входил контакт с апицианами, поставил во главе земной дипломатической делегации, занимавшейся данным вопросом, агента Кальвина Дредца.

Дредд попытался вступить в переговоры с неким Шмекстом, смахивавшим на апицианского вождя. Беседа сразу же зашла в тупик.

Дредд открыл переговоры так:

— Ваше Благородное Высочество, мы счастливы принимать вас на Земле…

Шмекст спросил:

— А это съедобно?

И приступил к поеданию пластмассовых пуговиц с костюма Кальвина Дредда прежде, чем тот успел сказать, что пуговицы не съедобны, хоть и аппетитны на вид.

Шмекст сказал:

— Не стоит их есть, они у вас совсем никуда.

Дредд, глядя то, как обвис его распахнутый костюм, спросил:

— Могу я предложить вам отобедать?

— Да неплохо бы, — ответил Шмекст.

Запихивая в утробу итальянский обед, пекинский обед, обильно перченный сычуаньский обед, японское сукияки, два британских завтрака, шведский стол и четыре полных комплекта дипломатической русской закуски, Шмекст выслушивал предложения земной Инструментальности.

Они его не впечатлили. Шмекст, невзирая на вульгарное и оскорбительное поведение за столом, был разумен.

Он заметил:

— Наши два мира равны по силе оружия. Нет смысла воевать. Осторожнее, — добавил он угрожающе.

Кальвин Дредд, как его учили, собрал волю в кулак.

А Шмекст его обезволил.

В первый момент Дредд не понял, что случилось. Потом он осознал, что, застыв в неудобной позе, тем самым подыграл гостям с их слабыми, но отточенными телепатическими способностями. Дредд не мог пошевелиться, пока Шмекст, рассмеявшись, его не освободил.

— Видите, наши силы соразмерны, — сказал Шмекст. — Я могу вас парализовать. Вас не спасёт ничто, кроме разве что --">