Максим Сергеевич Евсеев - Пыль

бежать, то лучше по этой дороге: по ней можно разбежаться и набрать скорость, набрать её столько, что кажется вот-вот и взлетишь – я так уже делал, не помню когда, но точно делал. Но я почему-то не иду к этой дороге, а иду вокруг небольшого здания бойлерной, подымаюсь вверх и иду мимо этого девятиэтажного дома. Как странно, что я теперь здесь. Странно потому, что не должно быть этого дома за подкладкой, он должен оставаться там, наверху, где ещё осталось жизнь, где играют радостные краски дня, а не под серой подкладкой бытия. Но он – вот. Он по левую от меня руку: с пятью подъездами, с детской площадкой напротив. Зачем же я иду по этой дорожке между домом и гаражами? Эти гаражи давно снесли и на их месте стоит новострой. Но вот же они: старые покрытые пылью и ржавчиной.

Опять голос. Только это не крик, а плач. На этот плач я и иду. Но зачем он мне? Чем поможет? И чем могу помочь я?

Как всё здесь походит на сон. Но я не сплю! Надо об этом помнить иначе – смерть. Плач доносится откуда-то со стороны гаражей. Я остановился и стал поворачиваться вокруг своей оси – вот дом, который еще не ушёл за подкладку, я это знаю наверняка, я видел его несколько недель назад на той стороне. Он выглядит вывернутым наизнанку, но между мной и домом – граница. Значит меня накрыла волна, которая вот-вот отступит и меня либо утащит на глубину, либо выбросит наверх. Мне нужна скорость. Мне нужно вернуться на дорогу пока проход к ней свободен. Опять плач.

Я тряхнул головой и побежал в сторону гаражей. Местность была знакомой: надо только пройти мимо стоянки и залезть на скользкий пригорок и там в земле должно быть дыра в земле, спуск в колодец , а дальше тоннель, который тянется под землёй, до проспекта. Но раз я слышу звук, то вряд ли тот, кто теперь плачет внизу, ушёл далеко. Скорее всего он не рискнул двинуться в темноту тоннеля, а остался прямо под люком.

Так и есть: открытый люк и круглый черный проход – надо вниз. Я спустился по железной лесенке и увидел нечто маленькое сжатое в комочек и спрятанное под кучей намотанного на него тряпья.

– Руку.

Оно не реагировало.

– Дай мне руку, или ты умрёшь, – сказал я, как можно членораздельнее и спокойнее.

Наверное, это ребёнок. Непонятно какого пола, но похож на подростка.

– Дай мне пожалуйста руку, – повторил я, добавив каких-то ласковых или просительных интонаций.

И только успев проговорить это я услышал звук – страшный, похожий на свист вдох. Это означало, что времени осталось очень мало. Этот звук заменял им охотничий клич или сигнал атаки, таким вздохом они отмечали, что почуяли добычу и начинают идти по следу.

На переговоры не было времени и надо было что-то делать, а варианта было только два: либо бежать одному, либо тащить этот бесформенный комок на себе. Но на руки я его взять не мог, потому что мне сейчас надо будет вылезать наверх по железной лестнице и без рук этого сделать я не смогу. Порыскав в куче тряпья намотанном на нём, я нащупал тонкое хрупкое предплечье. Аккуратно, но сильно я сначала вытянул это предплечье из под одежды, а потом всё ускоряясь начал тянуть его на себя, надеясь, что все остальное не станет упираться, а последует за мной: без его помощи вытянуть это, пусть не совсем взрослое тело наружу, было бы проблематично.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – твердил я без остановки, убеждая и подбадривая существо подниматься за мною наверх. Оно меня слышало и, соскальзывая и хныча, но поднималось вслед за мной. Помогать себе я мог только одной рукой, но всё-таки вылезли мы довольно шустро – меня подгонял страх, а существо подгонял я. Когда мои ноги оказались на твердой земле, я вытянул то ли мальчика, то ли девочку на поверхность силой, с силой же опустил на землю и, не отпуская его руки, коротко рявкнул.

– Теперь бегом!

И тут же устремился сам.

Если я не ошибаюсь, то мёртвый сейчас идет тем же путём, которым входил во двор и я – через границу ему нельзя – и чтобы выйти на дорогу не столкнувшись с ним, мне надо спуститься вниз во двор и обойти девятиэтажку с другой стороны. Это если я не ошибаюсь, а если все – таки ошибаюсь, то нам конец, потому что проход с той стороны узкий и нам никак не разминуться.

– Бегом, мой хороший, – ласково поторапливал я своего спутника.

Его рука была тёплой, настоящей и живой – тление его еще не

--">