Андрей Потапов - Он был непостижим, Он был прекрасен

Ты ведь давно меня знаешь, Мираид. Вот скажи, о чем я всегда мечтал?

– Жить в достатке, – немного подумав ответил священник. – Впрочем, как и все.

– Нет, – Амархан пошел дальше, ускорив шаг. – Если ты мечтаешь о богатстве, это не значит, что все мечтают.

– Алчность – это грех, – возразил Мираид.

– Давай без проповедей, – огрызнулся торговец. – Ничего ты не знаешь, друг мой.

– Ну и какая у тебя мечта?

– Писать.

– Что писать? – усмехнулся Мираид. – Нет, даже не так. Кто будет читать-то?

– Кому надо, тот и будет, – отрезал Амархан. – Даже во время эпидемии людям нужна пища для ума. Я уже не говорю о душе.

– Что сейчас может быть интересно?

– Прошлое.

– Потому что жизнь тогда кипела, и не было запретов? – Мираид нахмурился.

– Тогда люди были собой, – ответил торговец. – Жили как хотели и горя не знали.

– Пока не появился этот чертов вирус, – священник понял, чтó сказал, и перекрестился.

В разговоре путники не заметили, как оказались у самого подножья каменного идола. Мираид застыл в удивлении, а потом медленно перевел взгляд на торговца.

– Как он здесь появился?

– Видишь небольшой кратер вокруг? – Амархан указал на неровность иссушенной почвы. – Похоже, упал.

– Это все дурной сон, – будто пытаясь убедить себя, сказал священник. – Пойду я, пожалуй. Сегодня Пасха, как можно…

– Погоди, – торговец схватил друга за плечи и подвел к животу космического Хотэя.

– Не буду я его трогать, – продолжал спорить Мираид.

– Ради нашей дружбы, – спокойно попросил Амархан.

Друг посмотрел на него со скорбью всех святых вместе взятых, чтобы показать, насколько не одобряет происходящее, но – прикоснулся к еще не остывшей поверхности. Глаза Мираида преобразились: зрачки стали шире, заняв всю площадь радужки, а сосудики налились кровью, выделившись алыми молниями. Священник простоял в оцепенении около минуты, потом забрал бутылку из рук Амархана, сделал глоток и сел, смотря куда-то в себя.

– Что? Что Он тебе сказал? – азартно спросил торговец.

– Это и правда Бог, – ответил священник.

– Сначала деньги! – оцепившие статую крепкие мужчины беспрестанно били по рукам паломников.

– Я больной и нищий… – раздалось в толпе.

– Займи у кого-то, – посоветовали несчастному. – Это же всего пять сантимов.

По левое плечо Хотэя на возвышении стояла сцена, с которой лилась, не переставая, проповедь:

– Десятилетия назад мы были совсем другими. Придумали себе множество запретов и порицали любое свободомыслие. А потом нас наказали!

Издали не было заметно, что бумага, с которой читает священник, заляпана вином.

– Тяжелые времена заточения по вине вируса открыли истину, что несвобода шла лишь от нас самих. Мы не ведали, насколько счастливы, мы не понимали, как Он нас любит!

Мираид картинно указал в сторону Хотэя.

– Теперь же мы свободны. Ровно год назад в этот самый день мне открылась правда, и теперь я счастлив. Но за счастье нужно платить, поэтому я читаю проповеди, а вы даете деньги за право причаститься к великому таинству самопознания!

В стороне от огромной толпы шел совсем молодой юноша, подволакивая правую ногу. Он не ломился в гущу событий, чтобы также, как все, отдать пять сантимов ради слов, которые утонут в гудении остервеневших фанатиков.

Он ждал.

Глубокой ночью, когда толпа наконец скрылась, а сиплый голос священника умолк, юноша медленно прокрался к статуе. Правая нога предательски шуршала по земле, но это не помешало: охранники благополучно спали прямо на сцене и не могли слышать, что кто-то идет.

В плечи Хотэя вдолбили железные подставки, чтобы осветить лицо факелами. Юноша не отводил взгляда от живых и явственно понимающих все глаз. Но кое-что смутило его. Даже напугало. Перед тем, как прикоснуться к затертому камню, хромой осторожно спросил:

– Почему ты плачешь?

"…ты другой…"

Юноше показалось, что голос в его мыслях звучал удивленно.

– Почему ты плачешь? – повторил он свой вопрос.

"…ты первый кто подумал не только о себе… теперь я могу открыться…"

Юноша отпрянул в

--">