Чезар Мальорк - Стена за триллион евро

Чезар Мальорк Стена за триллион евро

Ганс Мюллер не был в игровом павильоне жилой колонии Коста-Дорада, когда Клаус-Юрген Штеле умирал, и его по-прежнему там не было, когда врачи оживили Клауса-Юргена. Поэтому получилось так, что Ганс последним из жителей увидел нового врача. Всё утро он провёл в мнемостимуляционном зале, чтобы прогуляться за руку с отцом по Английскому саду Мюнхена тёплым июньским вечером начала XXI века. Его отец — Альберт Мюллер, умерший 93 года назад, — называл ему все растения вдоль дорожки, он знал точные названия каждого цветка, каждой птички и каждого насекомого. Ганс, которому было всего шесть лет, слушал как зачарованный странные латинские слова, звучавшие в его ушах словно череда магических заклинаний — Quercus Robur, Hederá Helix, Luscinia Megarhynchos… Чуть позже его отец пил светлое пиво в ресторане парка, а он остался на берегу реки, чтобы бросать уткам и лебедям крошки хлеба. То был момент, лишённый глубокого значения или особых примет, но Ганс всё равно вспоминал его — заново проживал — как одно из счастливейших мгновений своего 113-летнего существования.

Покинув Немо-зал и пообедав в своём бунгало, он отправился на Летнюю террасу, чтобы выпить кофе со своими ближайшими друзьями: с Юргеном и его подругой Анной, с Эрвином и Магдой Штадлерами, с Райнером Лангом, Вилли и Гертруд Фрёлихами, с Хозе (Пепе) Кармоной, Гудрун Хофман и Анкером Йепсеном, датчанином, который прибыл в колонию совсем недавно. Несмотря на то, что Ганс уже давно жил с ними вместе, он всякий раз заново удивлялся внешнему виду своих друзей — впрочем, и собственное отражение в зеркале всегда приводило его в недоумение. Средний возраст группы пенсионеров составлял 120 лет, но ни один из них не выглядел старше шестидесяти.

Как только он присоединился к ним, Гертруд рассказала ему о том, что в это утро случилось в павильоне.

— Бедный Клаус как раз играл с Вальтером в шахматы, как вдруг побледнел и упал на пол. Изо рта у него пошла пена, и его стали сотрясать судороги. Потом он вдруг совсем затих и закатил глаза так, что стали видны одни белки. Это было жутко.

— Я называю это шах и мат, — пошутил Вилли.

— К счастью, — продолжила Гертруд, метнув в сторону мужа негодующий взгляд, — скорая помощь прибыла тут же, и они смогли его реанимировать. Теперь он лежит в центральной больнице Малаги. — Она глубоко вздохнула и добавила: — Клаус сильный, я уверена, что он выкарабкается.

«Но надолго ли», — подумал Ганс. Клаусу было 139 лет, он был одним из старейших в колонии. Его час мог пробить уже в скором времени. Метод Барта хоть и творил чудеса, но от него нельзя было ждать невозможного.

— Клаусу ещё жить да жить, — подал голос Пепе Кармона на своём экзотическом, окрашенном андалузским акцентом немецком. Затем он сменил тему, спросив: — А ты видел нового врача, Ганс?

— Какого нового врача?

— Доктор Бианки покинул Коста-Дорада, и нам прислали нового домашнего врача. И знаешь кого? — Пепе сделал нарочитую паузу и с возмущением продолжил: — Чёрного! Я глазам своим не поверил, когда он появился вместе с командой скорой помощи, чтобы заняться Клаусом. Африканец, чёрт возьми! — Он покачал головой. — Не знаю, куда нас это заведёт…

— Но ведь в колонии работают и другие цветные, — возразил Ганс.

— Правильно, кельнеры, горничные, садовники, разнорабочие, но чтобы врач?.. Я тебя умоляю, это же издевательство. Завтра же направлю официальную ноту протеста руководству Центра. Если они думают, что я допущу, чтобы меня обследовала обезьяна без шерсти, они сильно ошибаются.

— Нельзя так говорить, Пепе, — запротестовал Райнер, наморщив лоб. — История как моей, так и твоей страны показывает, что такая точка зрения не только ошибочна, но и опасна.

— Ты имеешь в виду Гитлера и Франко? — Кармона поднял брови, как будто это возражение вызывало у него скуку. — Ну, если ты хочешь знать моё мнение о сильных вождях, таких, как эти двое: Европе их не хватает, и очень. И раз уж мы коснулись темы истории, то я могу тебе сказать, что Франко хоть и много говорил об испанской расе, ему наверняка было глубоко плевать на чистоту крови. Уж если он любил мавров!.. А что касается Гитлера, то его единственная ошибка состояла в том, что он не довёл до конца то, что начал.

Ганс неодобрительно нахмурился. Пепе Кармона был реликтом XX века, последним правым экстремистом старой школы. Никто не знал, как этот испанец оказался в колонии --">