Игорь Саенко - Угас Кеклоус

Игорь Саенко
Угас Кеклоус

Черкашин стоял подле окна и глядел вниз, где на двухэтажной глубине стая оголтелых журналистов гоняла козла. Козел был матерый, видавший, что называется, виды и так просто в руки не давался. Ловко уворачиваясь от неловких атак, он то носился, как угорелый по всему двору, то вдруг замирал на секунду-другую, кося хитрым желтым глазом, а то и переходил в контратаку сам, и, как всегда, успешно – каждый раз кому-то из зазевавшихся сотрудников доставалось рогами. Гвалт при этом стоял невообразимый.

Черкашина, впрочем, это потешное действо не забавляло ничуть. Даже наоборот. Он глядел на него с раздражением и досадой и все не переставал думать, какого-такого черта он опять сюда притащился? Ведь который день уже эта белиберда, и все никакого просвета. Да еще эта жара! Будь она неладна! Вот сидел бы сейчас дома, под кондиционером, тянул бы себе пивко да и почитывал что-нибудь на предмет высокого светлого будущего. "Звезду КЭЦ", например, или "Гианэю". На худой конец, и "Стажеры" сошли бы.

Эх, жизнь!

Он еще минуты полторы постоял, брезгливо косясь на бессмысленную чехарду внизу, потом задернул штору и сел за стол. Создать видимость работы, что ли? – подумалось ему. Подумалось вяло, без особого энтузиазма. Делать вид, будто ничего не происходит – зачем? к чему? На окружающих впечатления это все равно не произведет. Ну, а обманывать себя… Он уже и так столько раз себя обманывал… Ч-черт! Как же это все надоело! Кинуться бы сейчас с десятого этажа вниз головой, да и дело с концом. Будь оно все… проклято!

Какое-то время он сидел в неподвижности, потом все же потянулся к вороху лежавших на столе писем, извлек наугад мятый-перемятый конверт и принялся неторопливо его распечатывать. Внутри оказался сложенный вчетверо листок, и было на нем всего несколько неровных корявых строчек.

"

Дорогая Редакция!!!

Умоляю! Помогите! Вопрос жизни и смерти! Ответьте, пожалуйста, на один немаловажный для меня вопрос! Мне, как писателю, очень важно знать, какая связь между словами "шифер" и "кирзовые сапоги"? Это очень, очень для меня важно!!

С уважением Юстас Медведев!

Ваш собрат по перу!

Жду ответа, как соловей лета!!!"

От обилия восклицательных знаков зарябило в глазах. Пожав плечами, Черкашин бросил конверт на пол и вытащил наугад другой.

"Дарагия таварища, – стал он читать очередное послание, – пишить вам Евдакея Аленикова ис сила Цыбуны шо в симикаракорьском району. На той нидели у нас на калхознам сабрании выстапал приежий калдун эстрисенс. И он сказал шо на землю упал астрал. Дарагия таварища, обисните шо такое астрал. Наводнение чи засуха какая и нада ли запасать прадухты? А если нада то шо делать? У нас в сильпо токмо соль и ливирная калбаса с прошлава году. Памагити если можна".

Под текстом стояло около трех десятков подписей, а на обратной стороне обнаружились еще несколько строчек, сделанные, судя по почерку, другим человеком.

"А у меня, – прочитал Черкашин, – мнение особое. Я считаю, что мир – грязное и глупое ругательство. И потому, будь моя воля, я брал бы вас, гнид писательских, и вешал, вешал, вешал…

Борец за возрождение русской культуры Парксан Бей-Жидоватов".

Кроме нескольких желтых пятен неопределенного происхождения, больше на листке ничего не было.

И откуда вы только беретесь? – подумал Черкашин со вздохом.

Он бросил и этот конверт под стол, потянулся было за третьим, но тут входная дверь отворилась и в кабинет, осторожно пятясь, вошел человек. Судя по лоснящимся от жира пиджаку и штанам, а также потной шафрановой лысине, это был главный редактор.

– Киску хочу! – объявил он вдруг прямо с порога, поворачиваясь.

Голос у него был неестественно плаксивый, будто принадлежал не взрослому человеку, а маленькому трехлетнему ребенку.

В сердце у Черкашина неприятно кольнуло. И он, пронеслось у него в голове. Главный же редактор, пыхтя и отдуваясь, прошествовал к креслу и грузно в него опустился.

– Киску хочу! – потребовал он опять. – Хочу киску!

При этом глаза у него таращились куда-то поверх головы Черкашина. Бессмысленно так таращились.

– Владлен Осипович, – проговорил Черкашин с невольной дрожью в голосе. – А не пойти ли нам на улицу? Куда-нибудь в парк, например, или к реке? Погуляем, воздухом свежим подышим, а?

На мгновение в мутных дебильных глазах мелькнуло что-то осмысленное, но --">