Евгений Юрьевич Лукин , Любовь Александровна Лукина , Виталий Забирко , Геннадий Мартович Прашкевич , Александр Александрович Бушков , Аскольд Павлович Якубовский , Елена Арсеньевна Грушко (Елена Арсеньева) , Борис Витальевич Зеленский , Роберт Ирвин Говард , Евгений Иванович Филенко - Королевство теней (сборник)

защитить любимую женщину. Наименее жестокий выход. Прости, любимый, возможно, ты бы и не осудил, ты еще встретишь в своем Пловдиве (как хотелось бы там побывать!) хорошую девушку, которая не умеет с двух рук стрелять в темноте на шорох…

Нужно только ничем не выдать то, что на душе, он ведь понятия не имеет, что мы расстаемся, возможно, навсегда, и не предполагает, кто я на самом деле. Самое тяжелое — лицедейство при прощании. “Лейтенант Катрин Клер в ваше распоряжение прибыла!” Это — уже через шесть часов.

* * *

Погода прекрасная. Лайнер “Эйр Тапробана” взлетает точно по расписанию. В кресле номер двести одиннадцать — мужчина с закостеневшим лицом. Аэропорт. Диктор стереовидения рассказывает о ходе разоружения так гордо, будто это он все устроил. В уголке, у выходящей на летное поле стеклянной стены, рыдает девушка — но только она одна знает, что плачет, окружающие не знают, не видят.

Тринкомали — похоже на веселую детскую считалочку. Тринкомали, Тринкомали…

Елена Грушко КУКЛА

— Знаешь, что меня больше всего удивляет? — спросил как-то Кузьмичев, уткнувшись в тонкие, цвета раннего меда, перепутанные волосы Светланы.

— Что? — Она повернула голову.

— То, что ты — женщина не моего типа. Понимаешь? Всю жизнь мне нравились маленькие, тоненькие брюнетки. Я женат на одной из них…

Светлана чуть надулась. Увидев сбоку оттопырившуюся нижнюю губу, Кузьмичев тронул ее пальцем. Губа смешно булькнула.

— Не дуйся! Меня раздражали пышные блондинки. Они тяжело идут. У них круглые, как шары, бедра. Их грудь не помещается в платье. Их тела так много…

Светлана остро взглянула на Кузьмичева золотистым глазом и опустила накрашенные ресницы, похожие на черные торчащие щетинки.

— Да погоди ты обижаться! Послушай! Всю жизнь предпочитал брюнеток, говорю я. И вот встречаю тебя: рыжую, с рыжими глазами, белую, как молоко, розовую, как роза, мягкую, как масло. И мне противны все на свете брюнетки, особенно маленькие и тоненькие, их худосочные фигурки. Когда их обнимаешь, вспоминаешь Блока: “В его ушах нездешний, странный звон — то кости бряцают о кости”. Ты другая. Кажется, я люблю тебя, моя рыжая!

Время любви, объятий, поцелуев…

Привыкнув мерить опытным взглядом длину ног, высоту груди, улавливать зовущий взор, Кузьмичев, как, впрочем, и многие другие мужчины нашего времени, перестал обращать внимание на музыку поворота головы, поэзию взмаха ресниц, танец складок на платье… И тем сильнее поразило его однажды выступившее из морозной, колючей — до боли в глазах — полутьмы, возникшее из предрассвета бледное женское лицо, окутанное пышным седым мехом.

Лицо мелькнуло, женщина миновала Кузьмичева, а он неожиданно для себя повернулся и двинулся следом, зачарованно уставившись в ее спину под черным пальто, завороженный ее поспешной, неровной и в то же время тяжеловато-плавной поступью.

Он следовал за женщиной до автобусной остановки и там, приткнувшись к обледенелой будке, стал разглядывать незнакомку, уже не таясь.

У нее было какое-то затаенно-розовое лицо — казалось, кожа подсвечена изнутри. И брови ее были соболиными, и губы напоминали розовую мальву, и влажно блестели зубы, и, погружаясь в золотистое сияние ее глаз, сразу повлажневших, слово бы испуганно вздрогнувших при встрече с его взором, Кузьмичев — тоже почти со страхом, с нервным ознобом, — не нашел сил уйти.

Ему ли было чувствовать смятение? Несмотря на свою неказистую, как он сам считал, внешность, Кузьмичев нравился женщинам. Но пред неожиданно встреченной тем ранним утром красавицей с золотистыми глазами он словно бы уронил в снег свою стабильную самоувереность и вновь обрел ее, только когда почувствовал, что и эта женщина преклоняется, как и все бывшие до нее, — преклоняется и обожает.

Светлана — ее звали Светланой, как бы подтверждая сияющую внешность, — была моложе Кузьмичева на пять лет, с мужем успела разойтись, работала в библиотеке и жила в однокомнатной квартире подруги — девицы строгих правил и высокой моральности. Так что встречаться влюбленным было катастрофически негде.

Сначала обнимались в подъездах. От поцелуев на морозе лихорадка выступала на губах. Наконец — о счастье! — Кузьмичеву удалось уговорить приятеля, артиста театра оперетты Бузакова, давать иногда ключ от его квартирки в общежитии молодых специалистов.

В этой --">