Артём Ирекович Белоглазов - Бимка

сбившуюся прическу.

– М-м… – промычал мало что соображавший Лёнька. У него дрожали руки и ноги, и перехватывало дыхание.

– Лучше не пиши, мне пишут – я читать не успеваю.

– У тебя волосы пахнут медом, – сказал Лёнька.

– Целоваться меня научил Сережка из восьмого "А", но Марик из нашего класса всё равно целуется лучше. Ты чего, Лёнька? Это давно было, с Мариком я уже полгода не встречаюсь.

– А с кем… – пробормотал Лёнька.

Тут к окну подошла высокая тень, заскрипела рассохшаяся форточка, и кто-то спросил:

– Алена, ты здесь?

– Да, папа, – сказала Алена. – Пока, – махнула Лёньке. – Я в июле приеду. Будем гулять при луне, ага? Это так романтично.

На прощанье она послала ему воздушный поцелуй и скрылась за воротами.

Лёнька постоял еще немножко, вздохнул и, бессмысленно глядя по сторонам, побрел домой. Он подумал, грустно ли ему? – ведь Аленка завтра уезжает, и решил, что нет. Может быть, радостно? – его любовь, кажется, ответила взаимностью. Но нет, радостно не было, всю радость испортило проклятое слово "кажется". Почему-то, даже сам не зная почему, Лёнька чувствовал себя обманутым. Он облизнул губы, чтобы вспомнить Аленкин поцелуй, но ему вдруг показалось, что это не она, а Марик или Сережка из восьмого "А" тянутся к нему слюнявыми ртами.

На улице Чехова, там, где она пересекалась с Юбилейной, в неярком свете фонарей под штабелем досок лежал, свернувшись калачиком, Бимка.

– Эй, Бимка, – позвал мальчишка.

Тот не откликнулся. Лёнька подошел ближе и понял, что ошибся. Собака заворочалась, насторожила уши.

– Мухтар, а где Бимка? – печально спросил Лёня. Мухтар с Бимом частенько спали вместе. Вот под этим штабелем и спали. Пес поднял морду к темному, низкому небу, где в разрывах облаков пряталась бледная луна, и тоскливо завыл. Наверное, у вязов спит, успокоил себя Лёнька. Но и скамейка у вязов пустовала.

– Би-им! – еще долго разносилось над притихшим селом. – Где ты, Бим?! Вернись, пожалуйста!

И снова выл Мухтар, и ему вторили другие собаки, и кто-то беззвучно плакал, скорчившись у сбитого из горбыля заборчика.

На следующий день Аленка уехала; и нисколько не обиделась на Лёньку, который уверял ее, что обязательно зайдет попрощаться, и не зашел. На самом деле она даже не вспомнила про него, потому что всеми своими мыслями уже давно была в городе.

А ее стеснительный двоюродный брат всё ходил и ходил возле дома бывшего… да, теперь уже бывшего друга, и никак не мог собраться с духом. Не мог заставить себя подойти к двери, постучать и набить морду зарёванному Лёньке. Так, как он его учил – прямым в челюсть.

---

Журнал "Если" N 12, 2006

--">