Ирина Кирилловна Хазарина - Болеро

Едва открыв дверь квартиры, Юля услышала знакомую музыку. «Болеро» Равеля. Она уже давно ненавидела его лютой ненавистью.

Юля со злостью швырнула ключи и сумку на тумбочку. Одно и то же каждый день почти три месяца! Даже не заходя в комнату можно было с уверенностью сказать, что Димка снова неподвижно сидит, уставившись на картину. Ее Юля ненавидела так же, как «Болеро».

А еще Юля чувствовала, что скоро начнет ненавидеть и Димку. Жена – хорошо, не жена, подруга – вернулась с работы, а он не может хотя бы на минутку оторваться от созерцания идиотской мазни. Занят он, медитирует, видите ли!

Девушка оперлась о стену и стала неторопливо расстегивать босоножки. Может, пришло время опять закатить скандал и высказать сердечному другу все, что она думает о его поведении? Но это раньше Димка ужасно расстраивался и просил прощения, даже когда не был виноват. Теперь он лишь молча выслушивал все обидные слова, отстраненно глядя куда-то в сторону, кивал, вновь усаживался в развернутое к стене с картиной кресло и надевал наушники, в которых ритмично билось «Болеро». Так он мог сидеть часами, пока прямо тут же не засыпал.

На кухне было душно. Юля распахнула окно и, поставив в раковину чайник, открыла кран, но даже сквозь уличный шум и фырчанье льющейся воды навязчиво пробивались звуки «Болеро». На прошлой неделе Димка купил через Интернет старый проигрыватель и черную поцарапанную пластинку с бумажной наклейкой. Стоило это не очень дорого, но в тот день Юле пришлось услышать много неприятного от клиента, не получившего вовремя заказанный Димке сайт. Озверев, она наорала на безучастного возлюбленного и уехала на выходные к подруге на дачу. Сейчас ей казалось, что Димка не заметил ее отсутствия. Интересно, он хоть вспомнил, что надо поесть?

Подруга Иринка открытым текстом советовала обратиться к психиатру, но Юле было страшно представить, как она будет объясняться с Димкиными родителями: «Знаете, ваш сын свихнулся. Не ест, не моется, не разговаривает, со мной не трахается, только все пялится на картину – помните, он из Москвы привез? – и Равеля слушает». Они и так считают, что Юля Димке не пара, а после такого просто скажут: «Довела мальчика, стерва!», возьмут его в охапку и увезут к себе. А Димка, если родители прихватят с собой мазню и патефон, возражать не будет. Какая ему теперь разница, где медитировать. Зачем, ну зачем он притащил в дом эту дрянь?

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что сначала картина девушке тоже нравилась. Квадрат примерно сорок пять на сорок пять в узкой гладкой деревянной раме, приглушенные краплак, охра и ультрамарин с прочерками белил и сажи, размытые то ли спирали, то ли концентрические круги, пронизанные плавно изогнутыми линиями – короче, приятная абстракция, напоминавшая Юле примеры оптических иллюзий из «Занимательной физики» Перельмана. Димка с забавной таинственностью рассказывал, как продавший ему картину художник с Арбата уверял, что это якобы очень хорошая копия с полотна XVI века, привезенного его предками из-за границы, и что с оригиналом, по семейным преданиям, была связана какая-то мутная история о загадочном исчезновении. Юля, втихомолку посмеиваясь, делала вид, что верит, за что впоследствии себя ругала.

Абстракция мирно провисела полгода, став обыденной частью интерьера и не привлекая особого внимания, пока однажды Димка не предпринял очередную попытку приобщить Юлю к шедеврам классической музыки. Тогда она впервые услышала «Болеро», сочла его на редкость нудным и с трудом дослушала только чтобы не огорчать любимого. Но вопреки обыкновению Димка не стал подробно объяснять, в чем именно заключается красота произведения. «Знаешь, какая странная штука… – задумчиво сказал он, глядя мимо Юли на стену. – Мне тут померещилось, что картина… там что-то двигалось».

«С этого все началось, – подумала Юля, – с этого самого момента. Эта проклятая картина и эта проклятая музыка встретились и свели Димку с ума. Не знаю как, но свели. А он сводит с ума меня. Я уже в собственном доме боюсь заходить в собственную комнату, потому что они там вместе – Димка, картина и «Болеро», а я лишняя. Интересно, если я закричу, он услышит?»

– Я так больше не могу, – сказала она вслух и неожиданно поняла, что на кухне темно. Она даже не заметила, насколько долго

--">