Эдвард Подольски - Фигура Анубиса

Эдвард Подольски «Фигура Анубиса» Edward Podolsky «The Figure of Anubis» (1925)

Слабые лучи мягкого света падали вокруг затененной лампы, стоящей на длинном столе из красного дерева. Как изысканно выкованные золотые мечи, они пронзали серые сумерки, наползающие с тихой улицы. В углу большой комнаты в воздух поднимались тонкие завитки аметистового дыма, и двое мужчин, удобно расположившихся на роскошно обитых стульях Морриса, смотрели сквозь него с легким удовлетворением.

— Ты обещал сегодня рассказать мне о своем странном приключении, Ричард.

Мужчина, к которому обратились, слегка приподнялся из своего удобного положения.

— Да, — ответил он тихо.

Сумерки начали сгущаться, и лучи затененной лампы казались более мягкими в надвигающейся серости. Странные и гротескно удлиненные тени двигались на темных стенах. Завитки аметистового дыма все еще поднимались фантастическими спиралями к потолку. Ричард Хелд, который обещал рассказать странную историю, наклонился вперед. На его худом лице были заметны признаки сильного волнения. Он избавился от своей сигары, и на мгновение или два замер в своем кресле нервно подрагивая. Затем он взял себя в руки, и тихим голосом, смягченным большой печалью, через которую он прошел, начал рассказывать свою историю:

«Когда моя возлюбленная, дорогая малышка Флёретт, умерла в прошлом году после непродолжительной болезни, я был настолько охвачен горем, что мое здоровье пошатнулось. Я человек с очень чувствительным темпераментом и легко восприимчив к неблагоприятным условиям, и это несчастье причинило мне острую боль. В течение двух недель мой разум был настолько тронут случившейся трагедией, что известный психиатр был вынужден сообщить моим друзьям, что мой рассудок, несомненно, угаснет, если не будет сделано что-то, что отвлечет меня от столь сильного горя.

Нет необходимости говорить, что я был вынужден временно отойти от своих дел и запереться, словно узник в своем доме. Там я проводил большую часть дня в своей комнате, где сидел почти не шевелясь все время, а тишина глубоко проникала в меня и мою душу, отягощенную печалью. На меня обрушились чары меланхолии. Неизменно после их отступления я видел ее лицо, выглядывающее из темного угла комнаты. И на ее лице всегда была ангельская улыбка, которая приносила большое утешение моей душе. Потом наступили дни, когда я почувствовал великое утомление от однообразия всего, что меня окружало, и проваливался в мирный сон. Тогда я снова услышал ее сладкий голос и увидел ее прекрасное лицо, — но оно было бледным, всегда бледным. И когда я обращал внимание на ее странную бледность — я просыпался. Затем меня охватывало грустное осознание, и временами я находил облегчение в слезах. Я тихо плакал про себя.

Так прошли три недели, каждый день был серым от горя, каждая ночь — черной от скорби. Затем мой дорогой друг Деннис Бреннер пришел ко мне. Он пододвинул стул и сел возле камина. Стройные языки пламени вспыхнули на ветках яблони, затем последовала серия вспышек от сассафраса. А после поднялся океан синего света от бревен гикори. В бликах этой разноцветной игры света я мельком увидел лицо Денниса, и я сразу понял, что ему пришла в голову счастливая мысль.

Денис отвернулся от камина и повернулся ко мне. «Послушай, Ричард, — сказал он, — Британский музей поручил моему отцу произвести раскопки на месте древнего египетского города Омбос, который, как говорят, имел большие золотые и серебряные рудники. Он знает, что ты часто выражал мне желание присоединиться к археологической экспедиции. Я думаю, что твое желание наконец-то будет удовлетворено, потому что я убедил моего отца попросить тебя присоединиться к экспедиции. Мы отправляемся в субботу и до этого, я думаю, у тебя есть достаточно времени, чтобы подготовиться».

Когда наступила суббота, мы с большим восторгом погрузились в нашу будущую жизнь в охоте на древние города. Спустя несколько дней после нашего прибытия в Египет мы с комфортом обосновались в маленькой деревушке в десяти милях к югу от Фив. Раскопки были начаты немедленно, и я был принят на работу в должности наблюдателя.

Глубоко погрузившись в эту новую и увлекательную работу, я полностью забыл свое горе. Мое здоровье в значительной степени вернулось, а ум обострился. У меня не было времени размышлять над ушедшими скорбями, поскольку весь мой день был посвящен земляным работам, а всю ночь --">