Евгения Сергеевна Сафонова - Полуденный экспресс

и было интересно поговорить. Ещё мы с ней сходились в любви к сказкам и альтернативе…

Подруга по школьной парте сказала автора и название.

— Слышала, — подумав, кивнула я. Автор был более чем известен, а название я слышала не раз от однокурсников-фанатов. — О чём?

— Ну, грубо говоря, о человеке, который взял да и уехал на волшебном трамвайчике в волшебный мир.

— А, попаданец, — я мигом потеряла всякий интерес.

— Не, не надо пренебрежения! Это тебе не какая-нибудь второсортная фэнтезюшка, это оригинальное, философское…

Увлечённое размахивание рук прервал нужный Ирке поворот на шоссе и аккурат подъехавшая маршрутка.

— Ну, я побежала, — спохватилась она, на прощание клюя напомаженными губами воздух подле моей щеки. — Увидимся!

— Смотри, в волшебный трамвайчик случайно не сядь! — крикнула я вдогонку.

Ирка, засмеявшись, захлопнула дверь маршрутки, нетерпеливо фыркавшей выхлопом, и была такова.

Обе платформы были пусты. В этот день и в это время, впрочем, люди на станции всегда были редкими гостями, а продавцы многочисленных лавчонок, приткнувшихся по бокам, не спешили вылезать, оставляя своё хозяйство на произвол судьбы: то, что творится снаружи, их всегда не особо-то интересовало.

Достав из кармана мобильник и убедившись, что пара минут ещё есть, я неспешно побрела в сторону первого вагона. Экспресс не заставил себя ждать: появился на горизонте, перемигиваясь с солнцем жёлтым глазом фар, выстукивая колёсами «чу-дес-ный день» и воодушевлённо сигналя людям на переходе через пути. Ко мне он подъехал уже на последней стадии торможения — ослабевший ветер скорости и путешествий лишь слегка шевельнул мои волосы.

Зайдя в пустой вагон, я села у окна, вернула наушники, последние десять минут игравшие роль концептуального ожерелья, на их законное место и стала смотреть, как набирают скорость рдеющие деревья, вывески станционных лавчонок и столбы электропередач за окном. Тень вагона ползла по соседним путям. Промелькнула ностальгическими деревянными домишками и исчезла старенькая соседка нашего городка, деревня со съедобным названием Виноградово. Потом поезд замедлил ход, медленно вползая на хитрое переплетение пяти путей — экспресс, как и следовало ожидать, свернул куда-то вбок, оставив позади платформы очередной проигнорированной станции, бросив тень на возникший слева по борту ёловый подлесок. Когда тот расступился, взору предстали бескрайние лысеющие поля.

Провезя меня мимо медных лесов, сапфирных озёр и серебряных речушек, под куполом мягко-голубого неба с редкими рыхлыми облаками, озарённым червонным золотом осеннего солнца, поезд наконец въехал в город. Оставив позади милые провинциальные домики, — невысокие, кирпичные, с садиками подле каждого, — замедлил ход и наконец мягко затормозил у станции.

Папа ждал под каменным козырьком, сунув руки в карман куртки, улыбаясь не столько даже губами, сколько глазами. Сероглазый король как он есть.

Он тоже любил наблюдать за экспрессами, пусть даже проходящими мимо — а потому я знала, что всегда найду его на станции.

— Привет, пап! — я подлетела к отцу, звонко чмокнув его в щёку. — С днём рождения!

— Привет, фантазёр! — в ответ я удостоилась объятий и поцелуя в макушку. — Спасибо!

Одновременно обернувшись, мы проводили взглядами уходящий экспресс.

— Красавец, — одобрительно заметил папа.

— Как твоё ничего? — спросила я, подхватив его под руку.

— Ничегошничает. Пойдём лебедей кормить, они по тебе соскучились.

— А за булочками зайдём?

— Всё, что пожелаешь.

Сойдя с платформы по потрескавшимся ступенькам, мы принялись петлять по узким солнечным улочкам вдоль трамвайных путей. По городу разливалась солнечная осенняя дымка. Тёплый ветер бабьего лета путал в волосах рыжие октябрьские листья и раздувал полы расстёгнутой ветровки. Было совсем не холодно, но когда папа заметил, что я шмыгаю носом, — заработала насморк пару дней назад, промочив ноги, — то решительно снял куртку, накинув мне на плечи. Для него она была курткой, а на мне повисла безразмерным кожаным плащом, но я не стала спорить. Куртка, конечно, не последняя рубашка, но всегда приятно, когда кто-то готов пожертвовать ею для тебя.

По пути говорили об учёбе, жизни и маме. Ещё о Ване и о бабушке.

— Ну, вот тебе и очевидный плюс нового папы, — бодро сказал отец, когда мы подходили к прудам. — У старого мамы --">