Владислав Викторович Порошин - Миряне

толкай! Я прикрою! — выпалил я, выставив вперёд шестопёр.

Коренастик заорал от натуги, но «Громозека» даже не шелохнулся. Мимо моих ушей просвистело несколько стрел выпущенных меткой рукой Иримэ. И на пару преследователей стало меньше.

— Где же эти долбанные тачанки? — пробурчал я себе под нос, — помирай тут в рассвете лет ни за понюх табаку!

Внезапно уродики не доходя метров двадцать остановились, и о чём-то перекинулись друг с другом парой неразборчивых слов. И вдруг в меня полетели короткие метровые копья. Тут же чисто автоматически, наверное, на нервах включился боевой режим замедленного времени. И мне ничего не оставалось как, размахивая шестопёром, словно теннисной ракеткой отбивать в разные стороны летящие дротики. Лишь бы хватило запаса магии, пульсировала в голове одна единственная мысль.

— А-а-а! — заорал я, чувствуя, как копья летят всё быстрее и быстрее, а сил отбивать их всё меньше и меньше, — суки-и-и!

— Дзяу! — наконец, взвизгнул последний дротик, который встретился с моим шестопёром.

Я устало выдохнул и вдруг в меня откуда-то из-за спин опешивших уродиков вылетел ещё один, самый последний метательный снаряд. Я резко рухнул в сторону.

— А бл…ь! — заблажил Ханарр, — моя жопа!

Я бросил на него встревоженный взгляд, слава всем Святым короткое копье лишь по касательной зацепило пятую точку коренастика. Но и этого болевого шока хватило, чтобы Хан одним махом вытолкал тяжеленный броневик из ручья. Я тут же бросился в кабину «Громозеки» по пути хватая за шиворот своего подбитого товарища.

— Гони, Агафоша, — с трудом прохрипел я, когда мы оказались внутри.

— Жопу больно! — жаловался коренастик, лежа на животе, на полу броневика, — выньте из нее, пожалуйста, копьё! Как я дальше жить буду, без жопы-ы-ы?

Между тем уродики нас догнали, так как по бездорожью мы еле-еле ползли и лишь бронированные стены не давали им возможности разделать нас, как кур на бойне. Они рычали, били мечами по обшивке, пытались отковырнуть дверь, но всё было тщетно. Один даже умудрился залезть на крышу и всунуть свою страшную морду в люк. Но Иримэ последней стрелой успокоила шустрого и сильного, хоть и не очень умного врага. Так мы и доползли до выстроенных вряд тачанок.

— Бах! Бах! Бах! — наконец, забухали маленькие пушечки.

И настроение в кабине «Громозеки» сразу же заметно улучшилось. И даже Ханарр позволил себе маленькую кривую улыбку.

* * *

Когда Помука заметил странные телеги по ходу движения металлической кареты, то сразу же сообразил, что это ещё одна уловка и лучше сейчас упасть камнем в ближайшую канавку и притвориться мёртвым. Что он вовремя и сделал. Потому что в следующее мгновение ураган пушечных выстрелов не оставил от сотни его боевых товарищей ни одного живого ильмаса. А когда шум немного утих, Помука осторожно выглянул из-за холмика и увидел, как металлическая карета и телеги, медленно и беспрепятственно вкатились в открытые городские ворота.

Он ещё немного полежал и пополз искать своего друга детства, наивного, но добродушного Ситко.

— Что же теперь сказать его матери, когда я вернусь в аул? — думал ильмас, — погиб, как герой? Или сказать правду, что мы тут в Мирянском царстве просто пушечное мясо на чужой не нужной нам войне?

Минут десять рыскал он по полю. Увидел мёртвого Тарнака с его «шестёрками», которые ему жить не давали, других более мирных ильмасов из своей полусотни, но Ситко так и не нашёл. Подобрав с десяток коротких копий, дротиков, Помука пошёл, уже не прячась ни от кого, в лагерь.

— Странно, — думал он, — как умудрился этот очень быстрый человек с дубинкой в руках увернуться от моего хитрого броска? Я ведь так всё грамотно просчитал! Неужели, на самом деле, существует для всех живущих на этой планете какой-то заранее приготовленный свыше план, по которому каждый уйдёт в свой, предназначенный ему, срок? Странно.

Помука так сильно погрузился в свои философские размышления, что не заметил, как предстал перед группой старших офицеров, которую возглавлял самый авторитетный полковник в армии Фредерик фон Шальбург.

— Смотрите, один придурок остался жив! — ткнул пальцем в ильмаса молодой франтоватый офицер.

— Если остался жив, значит уже не придурок, — усмехнулся фон Шальбург, — как твоё имя боец?

— Рядовой Помука, господин полковник! — козырнул выживший в бою уродик.

— А, постовой, — вспомнил Фредерик недавнюю встречу с --">