Ната Лакомка - Четвертый брак черной вдовы

ни слова, пока читали разрешительную молитву.

Возле лестницы Катарину настигла Лусия и схватила за руку, пытаясь удержать:

— Что это ты делаешь, Кэт?! Опомнись!

— Отпусти меня, — потребовала Катарина, глядя на помост.

Палач уже проверил, легко ли скользит петля, и пошатал ногой лавку, на которую предстояло взобраться приговоренному, и теперь все ждали, пока священник закончит последние напутствия.

— Кэт! — продолжала взывать к благоразумию подруга, но Катарина вырвалась и принялась взбираться по ступеням на помост, стараясь не наступить на подол.

— Остановитесь! — крикнула она.

Священник замолчал и оглянулся, и брови у него полезли на лоб.

— Остановите казнь, — пытаясь выровнять дыхание, приказала Катарина.

— Он — убийца, донна, — ответил глашатай, узнавая ее и почтительно кланяясь. — Приказ короля, и мы не можем ослушаться.

— Он не будет повешен, — возразила Катарина и закончила, повысив голос, чтобы все услышали: — Согласно закону, я беру этого человека в мужья, и он должен быть помилован!

Если бы в этот момент с неба спустились ангелы и возвестили о втором пришествии, жители Тьерги не взволновались бы сильнее. Шум на площади поднялся такой, что судья вынужден был приказать глашатаю протрубить в серебряную трубу, чтобы успокоить зевак.

— Добрая донна, — судья потирал руки, не смея обидеть знатную даму, и желая поскорее покончить с неприятным делом, — вы не можете спасти его, потому что в законе говорится о невинных девах, которым преступник может быть передан на перевоспитание. Но о вдовах там нет ни слова, тем более о трижды вдовах.

— Вы придумали это только что, дон Альваро? — надменно спросила Катерина. — В законе нет ни слова о «невинных девах», зато упоминаются «достойные женщины». Или вы считаете меня недостаточно достойной?

— Она права, — сказал палач. — Он не может быть казнен, если нашлась достойная женщина, пожелавшая его в мужья.

Катарина кивнула ему, благодаря за поддержку, и судья начал колебаться, как вдруг приговоренный к казни заговорил. Голос у него был низкий, раскатистый, сильный и звучал очень недовольно:

— Постойте-ка, дон судья! Вы хотите помиловать меня, чтобы я взял в жены вот эту донью? Ну нет! Я не собираюсь выкупать себе жизнь бабской милостью. Вешайте меня, и покончим с этим!

Если появление донны Катарины вызвало изумление, то слова приговоренного и вовсе поразили горожан. Как?! Не желает спастись?! Просит повесить?! Передние ряды передавали задним слова дона Дракона, и над площадью стояли гул и крики, как будто чайки раскричались над бушующим морем.

Не ожидавшая такой грубой отповеди, Катарина покраснела, как рак, благо, что под вуалью ее лицо не было видно. Отказался? Вот так, не задумываясь ни на секунду?..

— Он не желает жениться, донна, — объявил судья, заметно приободрившись. — Преподобный отец, заканчивайте!

— Не о том вы просите, мамаша, — сказал висельник с усмешкой и покрутил головой, разминая шею. — Идите отсюда, вам же будет лучше.

— Я беру этого человека в мужья, — повторила Катарина. — Вы не можете продолжать казнь. В законе ничего не говорится о согласии жениха.

— Зачем вы все усложняете, донна?! — засуетился судья. — Палач! Веревку!

— Я не стану его вешать, — заявил палач, и его слова были встречены воплями восторга. Кто-то в толпе даже закричал осанну жениху и невесте, отчего Катарина покраснела еще сильнее.

— То есть как это — не станешь? — зашипел судья.

— Нашлась женщина, которая хочет выйти за него, — заупрямился палач. — Закон есть закон!

— Да какой закон, бестолочь? — вмешался и приговоренный. — Вешай давай, а добрую донью гоните взашей, пусть найдет себе порядочного мужа и…

Катарина резко отбросила вуаль, оказавшись лицом к лицу с доном Хоэлем. Он замолчал на полуслове и уставился на женщину, которую только что обозвал матушкой и очень неуважительно просил убраться. Несомненно, это была самая красивая женщина во всем Арагоне. Мавританское племя, двести лет назад прокатившееся по местным землям, оставило ей высокие скулы и чуть раскосые глаза — темно-карие, опушенные ресницами такой густоты, что глаза казались подведенными кайалом. Но волосы у женщины были огненно-рыжие, а кожа — молочно-белой, еще более белой по сравнению с черным нарядом. Надменно стиснутые губы напрочь убивали нежность ее красоты, и донна выглядела как охотница, вздумавшая --">