Вероника Волынская - День мёртвых

Вероника Волынская «День мёртвых»

У нас давно никто не умирает; ну, почти. Случаются, бывает, всякие досадные происшествия, когда медицина просто бессильна, но так, чтобы по своей воле или от старости — такого сто лет как нет. А всё благодаря нанороботам, что денно и нощно чинят наши организмы. Сделал себе инъекцию — и живи, наслаждайся.

Правда, со временем проявился побочный эффект: оказалось, нанороботы работают и после смерти, так что, если человек по каким-то причинам всё-таки умрёт, это ещё не конец. Разумеется, его хоронят, но так, дабы он смог беспрепятственно восстать из могилы, когда наберётся сил. Обычно нанороботов хватает, чтобы поднять мертвеца раз в полгода, и тогда он наведывается в гости к родным (раньше к кому угодно ходили, но это быстро пресекли). С некоторых пор Дни посещений установлены законодательно, что позволяет разграничить мир живых и мёртвых и избежать неприятных сюрпризов и прочей неразберихи. Закон надо соблюдать, ничего не поделаешь, поэтому тем мертвецам, которые пробудились не вовремя, приходится коротать время в гробу. Это не так ужасно, как кажется, гробы у них комфортабельные, с вайфаем и виртуальной реальностью, а когда наступает очередной День посещения, они выбираются наружу в курсе всех последних новостей и событий.

Сегодня как раз такой день, поэтому мама с папой с утра малёхо чокнутые: суетятся, убирают, накрывают на стол. Я всю ночь с друзьями висел, так что, порядком уморённый, завалился в кресло и со стороны, как кот, наблюдаю. Меня не трогают, и хорошо. Мне немного смешно — и зачем они так стараются, скатерти таскают, никак выбрать не могут, сервиз ставят, бокалы протирают — никто ведь кушать не будет, кроме живых, ясное дело. Да и они не будут, в рот не полезет, я же знаю, хотя мать под конец напьётся, она так каждый раз.

Ровно в девять позвонили в дверь. Родители выразительно взглянули на меня — пришлось подняться и пойти открывать. На пороге стоял первый гость: мамин папа, мой дед Эммануил. Он ушёл восемь лет назад, причём нелепейшим образом — в него ударила молния прямо посреди двора. Что он там делал во время грозы — это отдельный вопрос, на который он, кстати, до сих пор не ответил. С того времени дед ходит наполовину обугленный: нанороботы так и не смогли это безобразие исправить. Поначалу я пугался дедова вида, но потом привык или смирился, не знаю.

— Здравствуй, Марлен!

Марлен — это в честь Марли и Леннона, великих музыкантов прошлого.

Мы с дедом крепко обнялись (никакого запаха я не почувствовал), а затем прошли в гостиную.

Мама ойкнула, бросилась к деду, морщась, быстро чмокнула его в щёку и усадила на диван:

— Как ты?

— Да нормально, Юна, только вчера проснулся.

— Это хорошо…

Отец включил телевизор, чтобы тесть посмотрел свежий выпуск новостей. Дед тут же прилип к экрану, а родители продолжили свою возню.

К половине одиннадцатого прибыла моя тётя Париж, или Пэрис на американский лад (папина сестра, младшая и непутёвая). Похоже, она успела с утра в парикмахерскую и в бутик и теперь сияла, как живая. Умерла она по глупости три года назад во время БДСМ-вечеринки (сама виновата). От её парфюма всем стало дурно, и я незаметно приоткрыл окно.

Через пять минут на такси приехала бабуля Олимпия (папина мать). С ней тоже приключилась нелепейшая история — кажется, она перепутала таблетки, но это было давно, я тогда был ребёнком, поэтому плохо помнил её уход. Бабуля была в летах, но выглядела подтянуто и стильно и вела себя величаво, словно царственная особа. На ней был бежевый брючный костюм, кремовая блузка с жабо и неизменное каре.

— Ах, все уже собрались! — обрадовалась она. — Ну, здравствуйте, дорогие!

Она нежно всех обняла, и мы уселись за стол.

Наступила та неловкая пауза, которую я терпеть не мог.

Мама замерла, мигом превратившись в статую. Отец нервно теребил кончик скатерти. Париж то и дело поправляла белокурые локоны. Олимпия пристально разглядывала собравшихся, словно вознамерилась писать семейный портрет. Похоже, никто не знал, с чего начать разговор, и я вжался в кресло, потому что опасался, что снова начнут с меня: как учится, куда собирается поступать и так далее. Я этих разговоров страшно не любил, поскольку учился неважно и с будущей профессией не определился.

Но, вопреки ожидаемому, напряжённое молчание затянулось — вместо родичей тарахтел телевизор. Хотя вряд ли кто-то проявлял к --">