Мэйсон Макдональд - 22.5.7.3.4

после среды, но еще так далеко до конца недели.

Я вдыхаю. Вдох. Выдох. Я должен взять себя в руки. Я должен сосредоточиться на дыхании, потому что если я этого не сделаю, я проиграю, и все мои данные окажутся напрасными.

— Давайте мы будем придерживаться темы. Вы сделали это?

— Что сделал?

Я хлопнул кулаком по столу. Я не должен был этого делать, я знаю это, но мое разочарование достигло точки кипения. Мне нужна деревянная ложка, чтобы не перелиться и не превратиться в пар. Мои бумаги подпрыгивают от удара.

— Хватит валять дурака.

— Дурак виноват, — говорит он.

Я ненавижу его. Я ненавижу его всем, что у меня есть. Я даже не знал, что человек может испытывать такие чувства. Чувствовать себя насквозь пропитанным ненавистью. Как губка, пропитанная грязной водой, которую нужно выжать. Ей некуда деваться, поэтому она гниет внутри меня. Это рак в моей крови, и я болен. Оно пожирает меня. Пока он говорит, оно гложет меня. Я чувствую, как он откусывает маленькие кусочки и проглатывает их целиком, увеличивая себя, отнимая у меня.

Ненавижу его спокойное выражение лица, тихий вкрадчивый голос. Я ненавижу его.

Стараясь унять дрожь в руках я перелистываю свои записи. Не то чтобы там было что-то, что мне нужно прочитать; данные уже стали частью меня. Я могу дословно пересказать имена жертв, адреса, возраст, работу, цвет глаз, время смерти, все, что касается их. Теперь они занимают свое место в моей душе. Я стал тюрьмой для скорбящих. Логично, что я должен помнить их имена.

— Расскажите мне о Лизе Баллок.

— Почему бы тебе не рассказать об этом мне? Ты знаешь ровно столько же, сколько и я. Ты ведь тоже бывал здесь раньше.

— О чем вы говорите? — спрашиваю я.

Он улыбается. Зубы у него как у акулы. Ухмылка хищника. Ни один зуб не похож на другой. Они обесцвечены и кривые. Его клыки острые, почти вампирские. Я хочу выбить их и посмотреть, как он подавится остатками своей отвратительной улыбки.

— Забавно, что я всегда все помню, а ты никогда. Трей.

Я застигнут врасплох. Я долгое время работал детективом. Мое имя было напечатано в газете. Вот откуда он знает мое имя. Должно быть он читает новости о своих похождениях.

— Отвечайте на мой вопрос. У меня кончается терпение.

— Ты уже все знаешь. Иногда я тебе рассказываю, иногда нет, чаще всего ты сам догадываешься. Однажды ты даже почти остановил меня. Хотя это было несколько лет назад, — он играет ногтем большого пальца, длинным и острым. — Их было так много. Но я помню их все, ты знаешь об этом.

— О чем вы сейчас говорите?

— Интересно, когда ты поймешь это правильно.

— Что пойму? О чем вы говорите. — Я начинаю впадать в ярость. Обострение — партнер ненависти, и вместе они вызывают хаос, и я должен подавить его сейчас. Мне нужно оставаться спокойным. Собранным. Я на службе. Спокойным, как удав, и все такое прочее. Мне нужно проглотить свою ненависть как таблетку и получить от нее кайф.

— Шекспир сказал, что трусы умирают много раз перед смертью. Интересно, чего ты так боишься? — говорит он и откидывает голову назад, уставившись в потолок. — Если доблестные вкушают смерть лишь однажды, то как это объясняет твое поведение?

— Я не понимаю.

Он смеется. Этот звук сухой и хриплый, как когти упыря, скребущие по дну закрытого гроба.

— Смерть — это неизбежный конец, — говорит он.

Может быть, я не так хорошо понимаю его работу, как мне казалось раньше. Потому что я верю ему. Я верю, что смерть — это неизбежный конец.

— Как ты не можешь понять что мы это одна история. — монотонно продолжает он, — По какой-то причине, Трей, ты и я необходимы друг другу. Наша история. Наши пути, они не расходятся в лесу, как у Фроста, они продолжают тянуться, они продолжают бежать, они продолжают сворачивать в узкие тропинки, и не успеешь ты оглянуться, как мы снова в начале. Всегда одно и то же, но никогда не совсем одно и то же.

— Расскажите мне о Лизе. Сейчас же!

— О, ради всего святого, — он подается вперед, пытается любопытно сцепить пальцы, но пристегнут наручниками к столу и не может, — Я трахал ее, я убил ее, я снова трахал ее. Это хорошо, а? Мы можем пропустить эту скучную часть и перейти к делу, детектив?

— А как же остальные?

Мой разум мчится. Точки, данные, ниточки, все ведут сюда. К этому моменту. Мне нужен кофе. Или семь. Или, может быть, виски, я не знаю. Это признание, и я готов к нему. Я готов зафиксировать его признание для суда. Мне это нужно.

--">