Сергей Анатольевич Толстой - Воздаяние

Сергей Толстой Воздаяние

Самый лучший день недели — это понедельник. Он начинается под недовольное ворчание папы и скрип кровати под его телом. Затем следуют ещё пара минут переворачиваний с боку на бок, глубокий вздох и разочарованное шлёпанье босыми ногами в ванную, откуда спустя пару мгновений раздаётся шум воды и бодрое фырканье.

Я не знаю, почему ему так не нравятся понедельники. Каждый вечер воскресенья он становится мрачнее тучи и произносит: «Вот и пролетели деньки свободы. Завтра на работу». Может быть, у него плохая работа?

А у меня всё наоборот. В этот день я наконец-то могу пойти в школу, встретиться с друзьями и узнать много нового от моей учительницы. Я обожаю понедельники.

Этот начался как и многие другие, почти одинаково. Я поцеловала мамину гладкую и папину колючую щеку, подхватила ранец, засунула в него обед на сегодня — осьмушку хлеба с куском сыра в обёрточной бумаге, и вприпрыжку, почти бегом, спустилась по скрипучей деревянной лестнице на улицу.

Наш дом находился на окраине нашего небольшого городка, почти возле самого Тёмного Леса. Поэтому, чтобы добраться до школы, которая находилась рядом с Ярмарочной площадью, в здании Хранителей Трёх Душ, нужно было пройти почти половину города.

Сёстры не любили, когда ученицы опаздывали. Могли даже наказать особенных любителей поспать. А некоторых послушниц даже отправляли помогать Триарху во время Бдения. Работа была несложной — контролировать целый день одно из трёх Вместилищ, но скукота была смертная. Однажды меня отправили туда в назидание за чрезмерные шалости, и этот день тянулся просто бесконечно. Я держала резную деревянную палку, наблюдала за раскачивающейся чашей Вместилища, откуда иногда показывался приятно пахнущий голубой дымок, и не могла дождаться конца таинства. А обиднее всего было осознавать, что в это время Сестра Адоная рассказывала что-то интересное. Или учила писать. Я вспомнила этот случай и ноги сами по себе ускорили шаг.

Улицы потихоньку оживали. Горожане, потягиваясь и почёсываясь, выходили к парадным дверям своих домов, чтобы погасить маячки Заблудших, замечали меня, торопливо желали присутствия Трёх и заходили назад домой. Меня знают все.

2

Сегодня у нас была замена. Вместо моей любимой Сестры Адонаи, которая заболела, к нам пришла Сестра Арис. Это было не очень хорошо, потому что половину дня мы заучивали Воззвание к Трём, зато оставшуюся половину учились красиво писать заглавные буквы. Это уже было интереснее.

Сестра была новенькой и явно недавно получила своё новое Имя, потому что время от времени пальцами невольно трогала пурпурную букву А, вышитую посередине груди ее белоснежной тоги. Я бы тоже хотела носить такую и получить новое Имя, начинающееся на первую букву алфавита, но у меня другой Путь. Это мне вначале объяснил сам добрейший Триарх, а потом в деталях и много раз растолковывали Сёстры. Ну и ладно.

Заострённой палочкой я с удовольствием медленно выводила буквы на дощечке, покрытой голубой глиной. Каждый раз у меня получались самые красивые завитушки из всего класса. Чтобы не ударить лицом в грязь и сегодня, от усердия я даже слегка высунула язык. На последних двух буквах дело пошло совсем плохо — глина застыла и крошилась под остриём. Я несколько раз смачивала её своей слюной, но помогало это мало. Раскисшая масса не хотела держать форму и расползалась во все стороны. Я начала злиться. Неожиданно мне на плечо легла мягкая рука Сестры Арис и её голос успокаивающе сказал:

— Очень хорошо. Высший балл. Можешь очищать свою табель.

Она улыбалась. Я оглянулась — все ученики моего класса или уже соскребали в ведро глину со своих дощечек, или уже клали их на полку возле торцевой стены, где находились все принадлежности для Примерной Каллиграфии. Заработалась. Я вздохнула, и пошла уничтожать результат своих трудов последних тридцати минут. Каждый раз, когда я это делала, моё сердце сжималась. Мне было тяжело вначале обстукивать колотушкой, а затем ссыпать пошедшие трещинами буквы, в общую кучу. Как будто бы я убивала их. Но сегодня у меня всё оборвалось внутри совсем не от этого, а от звука, внезапно разорвавшего тишину города. Все глаза детей и Наставницы уставились на меня. Лица их были бледны. Это был глубокий, протяжный вой Зверя. Его Зов.

3