Светлана Хорошилова - Прикосновения

дверного проёма. – На сороковины устроишь ей пышные проводы – я денег дам. Созовёшь всех соседей…

Прозвучавшее предложение о переходе в иной мир, в котором она единожды побывала, казалось слишком нереальным, чем-то за гранью возможного, и только по этой причине Юля ломала голову – что ей следует предпринять?

– То есть, ты хочешь сказать, что теперь я буду вечерами наблюдать вместе с тобой и с моим сыном, как за морским горизонтом садится солнце, слушать плеск волн и возвращаться сюда, когда потребуется?.. – разложила она своё будущее.

Феликс соглашаясь кивнул. Её глаза засияли в предвкушении счастливой жизни, и всё же Юля колебалась, охваченная сомнениями.

– А как же мама? Как я смогу её навещать?

– Да так же, без проблем! Там у вас есть рощица – вот в ней и появишься.

– И не трястись в автобусе?

– И не трястись в автобусе.

Юля прошлась по комнате, стиснутой со всех сторон громоздкой мебелью, сделала пару шагов в одну сторону и шаг в другую, подумала, повернулась к своему проводнику, сложив ладони вместе у подбородка.

– А вдруг что случится с моими близкими… Как я узнаю? – забеспокоилась она. – Мне невозможно будет звонить.

– Ты забываешь, моя дорогая… Я ведь в курсе всех событий, что происходят здесь. И скажи мне: ты действительно хочешь вернуться на эту работу? В моём мире есть всё для того, чтобы ты ни о чём не беспокоилась…

– Есть всё… – остановила она задумчивый взгляд, – но нет любви. – Юля уверенно подняла голову. – Я люблю свою работу, даже ту, что сейчас – покойников гримировать, а ты предлагаешь отказаться от этой любви? Это тебе в кайф ничего не делать, а я наслаждаюсь тем, что делаю, я кайфую от того, что делаю кого-то лучше, красивее… Убираю его изъяны – неважно у живого или мёртвого… В вашем мире я смогла бы стать визажистом?

Феликс ответил осторожно, начав её понимать, даже при этом вздохнув, будто не рад тому, что вынужден был ответить:

– В нашем мире вряд ли… У нас всегда все красивые… и без изъянов.

А не об этом ли она мечтала – иметь и любимое дело, и в то же время любоваться прекрасным миром, окружающим её, без изъянов – чего ей не доставало в реальной повседневности? Вид за окном – унылый, жилище – полный отстой, люди, даже те, кто посостоятельнее – серые и невзрачные… По дороге на работу ей всегда бросались в глаза бесконечные мусорные контейнеры с разлетевшимися обёртками и целлофанами, едя в автобусе она удручённо разглядывала поломки в замызганном салоне, повсюду ей резали глаз ямы в асфальте, или небрежно наляпанные, те же асфальтовые, корявые тротуарные дорожки… Для человека эстетического видения мира это было непримиримо.

Её мир не был для неё идеальным. Возможно, когда-то она считала его прекрасным, но только до той поры, пока она не окунулась во взрослую жизнь.

Юля начала собирать вещи, приняв, казалось бы, единственное решение по спасению себя. Теперь она сможет часто видеть сына, и её не пугало, что во взгляде мальчика присутствовало нечто демоническое, но всё равно он всегда будет для неё сыном.

Открыв свой шкаф, она уставилась на содержимое, понимая, что, кроме того летнего бледно-розового цвета платья и шляпы, ей в новом мире не понадобится ничего. Зимняя одежда была за ненадобностью, летняя – настолько проста и третьесортна, что она не решится её одеть, находясь среди головокружительного лоска того мира. Она собрала всё подаренное Феликсом, золотые украшения одела прямо на себя, и объявила о готовности.

Мужчина, утомившись ожиданием, поднялся с кресла, в недоумении наблюдая за пустотой в дверном проёме. Наконец, он произнёс:

– Ну что вы в самом деле, Тамара Михайловна… То ругались, а теперь плачете.

Юля также уставилась в воздух, куда он направил свой взгляд – ей вспомнился хозяйкин отъезд, её печальное лицо в момент прощания.

– Я буду к вам заглядывать, Тамара Михална! – заверила девушка.

Феликс невозмутимо толкнул закрывая дверь, отгораживая невидимую надсмотрщицу, чтобы та не мешала ответственному моменту перемещения в особый мир и предложил Юле закрыть глаза. На этот раз она волновалась больше, чем раньше.

В маленькой комнате искривилось пространство. Две фигуры, мужская и женская, превратились в белый туман, медленно растворяющийся в сплошной тишине.

Солнце садилось, квартиру постепенно заселял мрак – начиная от входной двери он незаметно крался вдоль коридора, обволакивал своей темнотой обе, некогда жилые, комнаты --">