Сергей Геннадьевич Лысков - Безликий

Самуил, – сев за стол, сказал Рон. – Я на минутку. Одну пинту – и надо ехать. Праздник на носу.

Рону тут же принесли его пинту свежего светлого пива, и он почти залпом осушил глиняную кружку.

– Весь день хотел холодненького, – стерев с губ пенку, произнёс он.

– Слушай, Рон, открой секрет своих тыкв, – неожиданно полюбопытствовал Самуил. – Я много где бывал, но твои тыквы самые сладкие и сочные, их хоть сырыми ешь.

– Нет особого секрета, – как-то засмущался Рон.

– Если б его не было, ты бы за полдня не распродал весь товар, – завистливо буркнул Фрэд.

– Улыбка и доброе слово, я с ними разговариваю, словно это мои дети, – серьёзно начал говорить Добряк Рон. – Вот и весь секрет.

Хмельная компания разразилась громким смехом. Рон сначала не понял, что смешного было в его словах, и, наверное, из уважения к почтенным гражданам Тэфтона тоже улыбнулся и сделал вид, что смеётся.

– А ты хитёр, – прищурившись, заметил Фрэд. – Давай начистоту, я уже второй раз видел, как твоя супруга в ночь на День всех святых окропляет землю какой-то мутно-бордовой жидкостью, – решил прямо в лоб спросить его Фрэд. – Что на это скажешь?

Рональду Тулку по прозвищу Добряк нечего было возразить на эти слова, ибо он действительно не знал и не замечал за женой такого поведения. А начни он сейчас оправдываться, по городу тут же поползли бы слухи о таинственном зелье, которым Мария Тулк поливает землю. Так что Рон мило пробубнил что-то невнятное, мол, пустое всё это, обычные помои после мытья посуды, и, допив своё пиво, поторопился поскорее покинуть не очень приятную для него компанию.

Вернувшись домой с рынка, Рон с порога понял, что произошло что-то нехорошее. Прямо в дверях ему встретилась местная повитуха, она, опустив глаза, старалась быстрее уйти из дома. В спальне на втором этаже была пугающая тишина, и Рон догадался, что случилось большое горе.

Жена, измождённая, лежала в кровати, рядом лежал завёрнутый в мешковину недвижимый ребенок. Тёща что-то бубнила над мёртвым дитя, то и дело обтирая его какой-то липкой жидкостью.

– Всё в порядке? – первым делом поинтересовался Добряк Рон, открыв дверь.

– Сынок, ты не переживай только, – тут же накрыв серой тканью стол, улыбаясь, подошла к нему мать Марии. – Ты, главное, не переживай! Вы ещё сможете ребёночка родить. Мария не смогла доносить до срока, чуть не хватило, дитё вновь родилось мёртвым. Прямо злой рок на ваши головы.

– Это уже пятый мертворождённый ребёнок, – очень грустно заметил Рон и тут же, подойдя к жене, добавил: – Ты как себя чувствуешь?

– Бывало и лучше, – тяжело дыша, ответила Мария. – Принеси воды.

– Да, конечно, – ответил Добряк Рон и поспешил спуститься в холл.

Оставшись наедине с матерью, Мария очень грубо на неё выругалась, что, мол, та торопится с обрядом и не может подождать, пока всё успокоится.

– Чего ждать? Тело ещё надо высушить, – огрызаясь, ответила недовольная мать. – А потом истолочь в пыль. Главное, чтобы тело гнить не начало, поэтому я натираю его раствором. Раствор будет сушить, выгоняя воду. Ведь всё, что забрала гниль, непригодно для обряда, – добавила она, продолжая натирать чем-то липким мёртвое дитя.

Нехотя согласившись с доводами матери, Мария, корчась от боли, встала с кровати и пошла в зал к мужу.

– Зачем ты встала? – увидев жену, спросил Добряк Рон.

– Мне плохо там, – плача говорила Мария. – Я смотрю на малыша и не могу успокоиться.

– Давай я попрошу твою маму забрать ребёнка, – решительно сказал Рон.

– Пусть обмоет дитя, – прошептала Мария, остановив мужа, – а потом я сама её попрошу, а завтра похороним.

– Как скажешь, милая, – обняв её, прошептал Добряк Рон и, пока никто не видит, заплакал.

В голове Рона не укладывалось, почему Бог не даёт им детей. У них было всё: деньги, признание горожан, любовь и дружба в семье, но радости отцовства и материнства были чем-то запретным и недостижимым для их семьи. Мария очень долго отходила от первого мертворождённого ребенка, но помощь мамы, неожиданный успех в делах мужа – все эти сторонние события помогли ей побороть страхи перед родами. По второму, третьему и последующим мертворождённым детям она уже не грустила, словно это было обыденным делом. И вот горе

--">