Марк Веро - Долина живых колодцев

говорили, что прадеды отыскивали хода, что вели и в другие, и в третьи, и без числа: широте их не было предела, как воде – дна.

Впрочем, девочка быстро уставала от бесцельного блуждания. Во всех пещерах все такое же: холод, забота, страх, уныние, беспроглядная тоска, тусклый рыбий свет, свои пятнышка света в камнях, создававших вертикальный лаз; но главное: там жили такие же люди – боязливые, скучные, сонные, жестокие; выпивая вино, они на немного, совсем на чуть-чуть оживали. Но этого хватало, чтобы пытливая девочка тормошила их вялый ум вопросами, и они несли всякий вздор и чепуху, рассказывали древние легенды, гласящие будто бы о том, что где-то там наверху есть небесная страна, прекрасная и совершенная, куда попадают души блаженных; та страна долгие часы озарена светом, льющимся из невидимого источника. Тьма наступает только изредка, но даже тогда для них продолжают светить тысячи других пятнышек света, далеких и прекрасных, названных звездами.

Девочка росла, и эти фантастические истории о блаженных людях, живущих в стране Вечного Света, и о далеких всевидящих глазах божеств, источающих любовь, нареченных таким захватывающим дух именем – звезды, тревожили молодую неокостеневшую душу и будили среди ночи, когда сверкающие рыбы прятались по темным углам, а сплошная беспроглядная тьма укрывала все своим густым одеялом. Такие часы тянулись мучительно долго (местные вообще любили спать помногу), она лежала в кровати и мечтала наивно, с детским трепетом. Из пещеры в такие часы никуда не выбраться: все входы и выходы закрыты тяжелыми камнями, да один человек из рода ходит и караулит. Бывали случаи, что изредка пропадали дети: подозревали другие роды, но Лаура вспоминала хищные глаза некоторых соотечественников, и тогда ей становилось зябко и тревожно в неуютной кроватке, хотелось то укутаться, с головой нырнув под одеяло, то бежать и бежать, как можно дальше, в страну грез, где свет льется бесконечно.

Днем она вновь ходила в другие пещеры (в своей она всем изрядно надоела, и хищные глаза теперь больше оборачивались в ее сторону), делилась с подвыпившими и разнеженными стариками своими фантазиями и мыслями; их посоловевшие глаза с трудом смотрели на нее, из горла вырывался хриплый лающий смех. Но некоторые, вспоминая рассказы дедов, шептали ей пьяным лепетом о давней-давней тайне: будто бы некогда злой колдун зачаровал целый народ – раньше они жили там, наверху (при этом рассказчик неопределенно тыкал в потолок), – в наказание за проступок их вождя, наложил жестокие чары, низвергнув всех во тьму живых колодцев… прошли века, и люди забыли это… И гнусно шипя, рассказчик неизменно заканчивал:

– Но так было не всегда: мы все, в своем роде, небожители. Только тот, кто поймет это, сможет освободить себя и других людей.

Лаура спешно убегала, глаза ее сверкали, а сердце в груди билось, как никогда – живое и стремительное, точно в ожидании рокового перехода, точно узник, что готовится вот-вот обрести долгожданную свободу.

Годы шли, повзрослевшая девочка все лелеяла свои замыслы, непослушание маме все росло. И вот однажды, напоив ту вином, которое похитила у немощного старца из соседней пещеры, она выскользнула из кровати, как рыба из рук рыбака, и затаилась у кромки колодца, пока мужчины рода не заперли камнями выход. Первая ночь была восхитительной: навсегда останутся те часы, когда она сдернула занавесь тайны, которую боялись узнать ее соплеменники. Об этой первой ночи, о своих чувствах, мыслях и надеждах, о том, что в сердце поселилась дерзкая мечта, она никому не сказывала и под утро вошла в «дом», как ни в чем не бывало.

Много было шума и крика, когда обитатели пещеры прознали о том, что она провела ночь вне стен жилища – на такой безрассудный шаг не отваживался доселе ни один безумец, а их бывало немало за долгую историю рода. Жители долго возмущались, но простили. Мать волновалась, но больше не потому, что дочь могла заболеть и умереть за эту ночь или бесследно исчезнуть, а от того стыда, который переполнял ее, от того, что ей пришлось краснеть перед всеми добрыми жителями пещеры, извиняться, что у нее такое неразумное дитя, как видно, обреченное богами на слабоумие. Но она любила дочь и всячески желала добра, а потому оправдывала ее, как могла: «Что же вы хотите? Боги обделили ее умом – вот и занимается она не тем, чем нужно; но простите – ей еще слишком мало

--">