Алексей Сухаров - Белыми нитками

Из двадцати мышей до конца полосы дошли всего две. Цилиндр внизу замолкает, и это значит, что материала достаточно.

– А теперь смотрите внимательно, – призываю я близнецов и подталкиваю их поближе к устройству. Дергаю рычаг, и цилиндр выпускает на подставку несколько слоев длинных, как спагетти, тонких и почти прозрачных нитей.

Правда, это можно исправить.

– Белые нити – так мы назвали этот непревзойденный по своим свойствам биоматериал. Его можно добыть из существ, только что переживших страх смерти – и саму смерть, а ключ здесь – в распаде гормонов надпочечников внутри уже мертвой плоти. Мы материализуем нити с помощью биохимических реакций внутри вот этого цилиндра. Мыши, неспособные преодолеть полосу, исполняют свое предназначение – они становятся источником жизни для других в виде нитей. Другие, кто добрался до конца полосы, родят нам потомство – а оно, в свою очередь, даст новые нити. Благодаря воспроизведению естественного отбора в лабораторных условиях, мы делаем нити более прочными и качественными – но уже сейчас они могут надежно сшить все, что угодно.

Всего лишь вопрос времени.

Кир неловко касается нитей на подставке, но, испугавшись их влажного тепла, отдергивает палец.

Остается одно последнее действие. Я поворачиваю клапан, и белые нити скручиваются вокруг катушки.

– Восхитительно, – говорю я детям и достаю катушку из механизма. – Величие науки в моих руках.

– И что теперь? – интересуется Кира.

– А теперь – к швейной машине. Сюда.

Пропускаю детей вперед, кладу катушку в карман халата. Подхожу к столу с пробирками и беру в ладонь ампулу с иглой, помещаю ее меж пальцев. Вторую ампулу нащупываю в кармане с катушкой.

Я очень хотел детей. И я очень хотел близнецов. Но не таких.

Догоняю Киру и опускаю ей ладонь на плечо. Слегка надавливаю, и спустя мгновение моя дочь мягко, будто находясь под водой, опускается на пол.

Я хотел настоящих близнецов.

Кир оборачивается немного не вовремя. Подскакиваю в два шага и всаживаю ампулу ему в грудь. Пацан успевает издать лишь короткий и глухой крик.

Сиамских.

Кир и Кира, брат и сестра, близнецы. Сейчас они стоят в швейной машине спиной к спине, волос к волосу. Готов поспорить, последний раз они были так близки еще в утробе матери. А еще я не могу припомнить, когда они были настолько тихими. Мои творения. Совсем не идеальные, но мы это исправим. Без держателей они бы уже давно свалились на пол, но пресс фиксирует плотно, чтобы исключить вероятность ошибки.

Загружаю катушку с белыми нитками в контейнер. Щелкаю выключателем. Смотрю на бесчувственные, немые лица собственных детей. Швейная машинка гудит и вибрирует, набирая обороты.

Я очень хотел детей. И я очень хотел близнецов. Настоящих, сиамских. Поэтому я подсыпал их матери яды в пищу. Я очень хотел, чтобы зигота не разделялась как можно дольше. Но я рассчитал неверно, и родились обычные, здоровые близнецы.

Механизм машинки опускается вниз и касается лиц с противоположных сторон. Железки как будто пристально всматриваются в тела детей, оценивая фронт своей работы. Нарастание энергии и ее выплеск. Белые нити пробивают головы близнецов насквозь, кровь струями покрывает стенки машины. Пресс стягивает стежки так сильно, что тела детей неестественно изгибаются даже под давлением держателей. Нитки крепкие, прочные. Качественные.

Но я – не из тех, кто бросает эксперимент на полпути.

Пока я наблюдаю за тем, как машинка пронзает грудные клетки моих детей и перетягивает их тела вместе, словно корсетом, я размышляю о том, какое чувство я сейчас испытываю. Ужас вперемешку с восхищением? Наверное. Первобытная, дикая эмоция. Эмоция ученого – убийцы и создателя.

Белые нити врезаются в паховые области и опутывают близнецов по всей длине уже единого туловища. Я вижу, как они легко, почти беспрепятственно проникают внутрь тазовых костей для действительно долговечной фиксации.

Обычные, здоровые близнецы не имели для меня никакого смысла. А бессмысленное – и это я знаю совершенно точно – подлежит переработке.

Механизм машинки сбавляет обороты.

Кир и Кира, брат и сестра, близнецы. Сейчас они, все так же без сознания, стоят под