Мирон Высота - С икоркой

так и не проснулся, только жалобно всхлипнул во сне на прощание…

Темнота обсасывала Креста со всех сторон. Он вел рукой по стене и нащупав очередную дверь, искал ручку. Все было бесполезно. Двери не поддавались.

Один раз кто-то схватил его за штанину.

– Отдай. Ну, отдай, – прогундосил голос.

Крест ударил в его сторону ногой. Чавкнуло и от штанины отлипли.

Надо было торопиться.

Крест не знал, станут ли его искать? Как его будут искать? И самое главное, кто его будет искать? Он вроде как убил Человечка. А может и не убил. Неизвестно можно ли вообще убить Человечка выстрелом в голову. Расколовшийся лоб, брызнувшая веером красная краска, трясущаяся нога, как у паука-косиножки – все указывало на то, что Человечек сдох. Но все, что Крест успел узнать про Человечка и его мир говорило про то, что нет – нельзя его убить вот так просто. А самое главное никогда не подводящая Креста чуйка, ощущение лютой измены, животного, минующего голову страха, сразу выступающего испариной на спине и миллионами маленьких иголочек карябающего затылок. Надо было торопиться. Если время вообще здесь имело какое-то значение. Надо торопиться, повторил Крест вслух. Что там дальше будет, не так уж и важно. Совсем не важно. Крест тронул очередную дверь. Та поддалась и распахнулась…

Крест пошатнулся от неожиданного удара в спину.

– Не мешайся, – бросили ему на ходу.

Вздутые на лбу вены, бугры мышц, кряхтение. Лебедка трещала, каблуки и пятки упирались в бетонный пол, но веревка все равно выскальзывала из сжатых кулаков, вырывая куски мяса и сдавленные крики.

– Навались! В душу тебя трепать! – хриплый многоголосый ор со всех сторон. Креста опять толкнули, да так что он влетел спиной в стену. Внутри что-то ухнуло. Уродец под футболкой заерзал. Толпа подступила ближе. Дышать стало тяжело от смрада тысяч полуголых тел.

– Тащи! Тащи, братва! – из черной прорехи вывалилось студенистое щупальце. Обвилось вокруг чье-то ноги. Брызнул красный сок. По упавшему ходили. – Тащи!

Крест, прижатый к стене, не мог пошевелиться. Он только защищал руками живот, где беспокойно ворочался уродец. Наконец толпа отпрянула. В нос ударил зловонный запах разлагающегося мяса и прокисших водорослей. Вокруг забегали, засуетились. Мелькнуло распластанное щупальце с кривыми зубцами. Что-то чавкнуло и полилось сгустками – сочно, тяжело, в подставленные тазы и банки.

Крест увидел в возбужденно гудящей стоголовой толпе знакомое белое подростковое лицо с глазами щелочками. Он попятился, рванул на себя приоткрытую дверь и побежал, побежал сквозь вязкие тяжелые шторы, розовое блестящее марево, резко замолчавший зал. Под сотнями напряженных глаз, наверх, наружу. Бежал пока холодный, зимний воздух не вмазал ему наотмашь по разгоряченному лицу. Там он остановился, скупо дыша, прислушиваясь не бежит ли кто-нибудь следом.

Пока Крест пропадал внутри, на улице стало совсем темно. Серо-черные силуэты домов были слегка подсвечены розоватыми бликами, идущими от далекой городской иллюминации. Под ногами хрустела ледяная корка. Крест прошел мимо своей машины, набирая адрес заказа в смартфоне.

Оставаться на месте было тревожно, неправильно было, и Крест зашагал вдоль прутьев забора – есть шанс перехватить такси на повороте. Запахнул посильнее пальто. Уродец был ледяной, но живой – беспокойно елозил, выпуская в разные стороны свои щупальца и слегка покусывал живот. Крест чувствовал, как по коже течет теплое и липкое.

На повороте он махнул таксисту и ввинтился на заднее сидение, предварительно прикрыв воротом пробитую щеку. Темнота за окном укачивала и Крест периодически проваливался в теплую дрему. Там внутри, в вязкой сладкой вате, его ждал Человечек. Голова у Человечка была большая, вздутая, и когда он открывал рот наружу лезла черная, маслянистая дробь. «С икоркой!» вырывался следом крик из освобождающегося рта.

Крест по старой привычке не доехал на такси до своего дома, а вышел в соседнем квартале. Дальше шел, почти бежал дворами и переходами, протиснулся через дыру в заборе, нырнул в воняющую котами арку, а потом уже оказался в собственном дворе.

Во дворе было странно тихо. Вспомнилось почему-то, как менты брали его первый раз. Тогда двор у старой хрущевки тоже как будто замер, прислушиваясь, осторожно наблюдая за Крестом, боясь спугнуть. Не хлопали двери машин, не скрипели ржавые качели, замерли деревья, в окнах не горел свет, а если где и был, то плотно --">