Мария Сергеевна Мещерская - Легенда о рассвете

Легенда о рассвете

Вместо вступления:

Рекой.

Рыбой.

Птицей, что поймал зверь.

Человеком, что убил зверя.

Я была водой, в ней плыла лодка.

Я была деревом и огнём, создавшими лодку.

Я была зерном, выросшим в дерево и ветром, клонившим крону его к земле.

…

– Как же её угораздило? Да и откуда она здесь взялась?

– Не представляю. Подай мне плащ. У тебя есть что-то тёплое из вещей на обмен?

– Да, хозяин. Давайте я ее оботру хоть. Холодная же, как ледышка. Она живая вообще?

– Живая.

– Осторожнее, хозяин, раз живая. Нужно скорее унести ее от реки.

– Да. Идём.

…

Рядом горел костёр.

Огонь облизывал поленья, и они потрескивали, выдыхая в небо потоки искр.

Маифь чувствовала, как медленно и глухо в груди бьется собственное сердце. Его стук казался громче звуков костра и прочих звуков, проступающих следом. Сквозь мутное марево сна  она всё явственней различала голоса. Один скрипучий и взволнованный, другой тяжелый, вязкий и спокойный.

– Где я? – наконец всхлипнула она просыпаясь, щурясь от света.

Рядом с ней на земле сидел дедушка. Он был добр и бородат. Загорел, словно всю жизнь провёл на жарком побережье.

Второй человек, что сидел поодаль, был совсем другим. Хоть в волосах его блестела седина, он был довольно молод. Одет в пыльный залатанный плащ и выцветшую от времени солдатскую форму. Рядом с ним на земле лежал старинный меч в потёртых узорчатых ножнах.

Маифь снова посмотрела на доброго старичка, и он улыбнулся в ответ.

– Где я?.. – жалобно повторила она – Как голова болит…

– Ишь! Ты откуда такая? Как твоё имя? – подмигнул дедушка, протягивая ей ломоть блёклого хлеба – На вот, поешь.

Она схватила хлеб и принялась откусывать от него  с ужасной жадностью, будто и вправду не ела несколько дней.

– Ого! Хорошо что мы тебя нашли. Кто знает, померла бы совсем. Поди ж ты, как у реки оказалась, да еще и совсем голая?

В ответ Маифь мотнула головой, но тут же перестала жевать и покраснела.

– Ч-что?..

– Да ты ешь, ешь. Посмотри, какое я для тебя платье красивое нашел. Из всех вещей на обмен – самое дорогое отдал, – засмеялся старичок, дергая её за рукав, – Всего несколько дырок, да и те заштопаны. А какие ботиночки, погляди. Так как тебя зовут?

– Маифь, – ответила она и тут же почувствовала на себе тяжёлый взгляд того, второго.

– Ты отдыхай, —тихо улыбнулся дед, подвинувшись ближе, —Мы с хозяином проделали долгий путь. И у тебя видно день выдался не простой. Отдыхай, утро вечера мудренее.

Маифь растерянно кивала, кутаясь в тёплое платье. Она хотела поговорить с этими людьми, но почему-то не способна была сейчас задать даже самый простой вопрос. Мысли путались, натыкались друг на друга, словно голову её беспощадно взболтали.

В конце концов она забылась нервным, тяжёлым сном.

…

Утром Маифь лениво зевала протирала глаза, слепые от дыма.

Приветливый дедушка уже давно суетился, собирал свои многочисленные пожитки в узелок. У его спутника не было ничего, кроме меча, и в укладке вещей он не участвовал.

– Просыпайся, Маифь, – подмигнул ей старичок – Пора идти. А я тебе так и не представился, меня зовут Каихьнедт. Если забудешь, не стесняйся, переспроси. Моё имя поначалу сложно запомнить. А вообще, можешь просто звать меня Кай.

Она улыбнулась в ответ, отряхивая платье от пыли и налипшего сора, – Я запомнила, Кай. А как ваше имя? – вдруг повернулась она к молчаливому незнакомцу и испытующе уставилась на него.

– Илано, – ответил он, слегка наклонив голову – Десмедт.

Повисла странная неловкая пауза. Потому что Маифь взгляда оторвать не могла от его глаз. Она нахмурилась и даже подошла на шаг ближе, потом ещё на несколько шагов, нарушая все возможные правила вежливости.

О, эти глаза, они были будто бесцветные! Словно бы выгорели на солнце, созерцая весь этот мир бесконечно долго. Опустошенные и мудрые, они могли принадлежать дряхлому старику, но никак не человеку средних лет.

 Илано Десмедт смутился. Маифь тут же отвернулась, неловко пряча взгляд. Затянувшуюся паузу прервал Кай. Он натужно крякнул, взвалив на спину свёрток с барахлом, который оказался слишком большим и тяжёлым. Теперь стоял с этим грузом наперевес, ожидая команды, как послушная собака.