Гай Ньюман Смит - Погребенные

Запахло плесенью и гнилью. Ветхие одежды рассыпались в прах, плоть начала расползаться, обнажая белеющие кости. Но они не сдавались! Девочка с полусгнившим лицом, искаженным смертной мукой, завопила, это был пронзительный крик страдающей души.

Саймон Рэнкин заколебался на миг, но он знал, что не должен поддаваться жалости: это очередная ловушка, расставленная, чтобы прервать обряд.

"…per missionem Spiritus Sancti, et per adventum eiusdem Domini nostri ad iuditium dicas nomen tuum…" Он яростно выкрикивал священные слова, глубоко вонзая их клинок, нанося теперь уже последний удар. "… diem et horam exitus tui cum aliquo signo; et ut mihi…" Девочка рухнула на землю, лицо ее застыло в неподвижности, почти в покое. "…Dei ministro licet indigno, prorsus in omnibus obedias; neque hanc creaturam Dei, vel circum stantes, aut eorum bona ullo modo ofendas"^[2].

Теперь все они упокоились с миром, тяжко было смотреть на эту противоестественную смерть скелетов. Пыль заклубилась над ними: зло изошло и исчезло во тьме.

Саймон прикорнул на полу; обессиленный душевно и физически, он не мог держаться на ногах. Он опять вспомнил Дауэр Мэншен; крепкой веры и мужества — вот чего ему тогда не хватило. Он обернулся, ища взглядом Андреа. Она сидела, прижавшись к Малькольму Беллмэну, оба бессмысленно смотрели в пространство. Страх заставил Саймона подползти к ним; ему почудилось, что их души не выдержали испытания, и только он остался в живых. Он потряс их за плечи.

— Мы… победили. — Андреа попыталась улыбнуться дрожащими губами.

— Покой снизошел на них, — прошептал Саймон. — Долго же пришлось им ждать. Видимо, тот первый обвал много лет назад создал нечто вроде микроклимата, как в египетской пирамиде, который препятствовал разложению. Тела их сохранились, а души оказались во власти зла, поэтому существование их было ужасно. Здесь скелеты только тех, кто попал в тот давний обвал. Фрэнсис Майетт, Мэтисона и других нет, то, что мы видели, было лишь астральным отражением их земных тел.

— Не могу поверить, — отозвался Беллмэн. — Все это так ужасно!

— Здесь было продолжение ада, но мы его разрушили объединенными усилиями и верой.

— Значит… все кончилось? — шепнула Андреа.

Саймон кивнул — и вдруг замер. Откуда-то из черной пустоты раздался взрыв смеха и вновь повеяло пронизывающим до костей холодом. Беллмэн и Андреа бросились под его защиту, их трясло от страха.

— Джетро и мальчишка Рис! — На этот раз и Рэнкин не смог скрыть охвативший его ужас. — Мы сделали то, чего они добивались от нас, — вскрыли могилу. Но теперь они не могут забрать несчастных, годами томившихся в подземелье, потому что их души освободились. И заберут нас вместо них!

Душа Саймона билась в водовороте страха, грозившем поглотить ее целиком. Вера его была тверда, но предыдущее столкновение со злом лишило сил. Теперь перед ним был главный противник; все сатанинские силы соединились в давно умершем шахтере и мальчике-дебиле, лучшей пары для злодеяния нельзя было найти.

Голова Саймона была как в тумане. Он начал молиться, с трудом выговаривая слова. Он слишком ослабел, чтобы вновь прибегнуть к Римскому Обряду. В панике он обратился с отчаянной мольбой к своим спутникам: "Помогите мне!"

— Как? — в наступившей темноте Андреа схватила его за плечи. — Ради Бога, Саймон, скажи нам, как?

Он попытался сосредоточиться. Бессвязные мысли, обрывки воспоминаний. И вдруг увидел Эдриена и Фелисити, они плакали и просили его о чем-то. Его охватила ярость и желание отомстить силам зла за то, что они сделали с невинными детьми. Это будет отмщение Господа, а не его собственное.

— Мы будем бороться, — пробормотал он, — все вместе. Малькольм, Андреа… — он снова откупорил бутылку, смочил указательный палец и провел по их лбам, обозначив крест. В лютом холоде их теплое дыхание согрело его лицо. Благословение далось ему с трудом, но он почувствовал, как уменьшился страх. Затем внезапно вспыхнули фонари, залив пещеру погребенных желтоватым светом.

Скелеты лежали там, где упали, покой царил над ними, как будто они, отмучившись, наконец погрузились в долгожданный сон. Но позади них чья-то фигура показалась из темноты. Она остановилась в десяти шагах от них. Этот приземистый, уродливый человек мог быть только Ральфом Рисом.