Рэй Дуглас Брэдбери - Укротитель

Рэй Брэдбери Укротитель

Ray Bradbury The Handler

© Перевод: Н. Аллунан.

Думаю, что мимо этого кладбища я проходил постоянно. Мой друг Эдди жил через квартал. Это был самый близкий мой приятель, и все три года — с 1935-го по 1937-й — я проводил больше времени у него в доме, чем у себя. Так ведь и водят дружбу, разве нет? Четыре, а то и пять дней в неделю мы с ним были неразлучны — и бродили по всему Лос-Анджелесу. Но по вечерам, проводив его до дома, я всякий раз шёл мимо кладбища, и вполне понятно, что в голове у меня роились разные мысли о могилах, ну да. Развилось что-то вроде паранойи, свойственной мальчугану, а позднее — и взрослому: мы ведь в определённом смысле все параноики. Мысль о том, что покойников хоронят целыми рядами, завораживала. Уверен, что порождена она именно вспышкой паранойи, когда однажды к вечеру мне вспомнилось это кладбище.

Мистер Бенедикт вышел из своего домика. Остановился на крыльце — маленький человек, испуганный солнцем. Мимо пробежала собачонка с умными глазами. Настолько умными, что мистер Бенедикт не смог выдержать её взгляд. Сквозь кованые ворота кладбища, там, где стояла церковь, на мистера Бенедикта смотрел ребёнок, и мистера Бенедикта передёрнуло от пронизывающего любопытства в его тусклых глазах.

— Ты — человек, который хоронит, — заявил мальчик.

Мистер Бенедикт заискивающе поклонился и промолчал.

— Это твоя церковь? — спустя время спросил ребёнок.

— Да, — сказал мистер Бенедикт.

— И дом, где панихиды проходят, тоже твой?

— Да, — сказал мистер Бенедикт в замешательстве.

— А кладбище, надгробия и могилы?

— Да, — ответил Бенедикт, выказав некоторую гордость.

Это было правдой. Восхитительной правдой. Ему выпала удача, и вот уже долгие годы он занят делом ночи напролёт. Сначала, когда баптисты переехали в верхнюю часть города, Бенедикту досталась церковь и при ней — кладбище с несколькими заросшими зелёным мхом надгробиями. Позднее он пристроил поблизости прелестную маленькую покойницкую — в готическом стиле, разумеется, — и позаботился, чтобы стены её были увиты диким плющом. И в конце концов добавил ещё и маленький домик для себя, в самой глубине двора. Смерть может быть весьма комфортной, если после смерти вы попадёте в руки к мистеру Бенедикту. Он препроводит вас из одного места в другое с минимумом суеты и максимумом суррогатной благодати. «В похоронной процессии нет нужды! — гласило его рекламное объявление в утренней газете, — Из церкви на кладбище — гладко, как по маслу. Только самые лучше материалы для бальзамирования!»

Ребёнок всё смотрел и смотрел на мистера Бенедикта, и мистер Бенедикт чувствовал себя под этим взглядом свечой на ветру. Мистер Бенедикт был столь ничтожен. Всё, что живёт и движется, вызывало у него тоску и острое желание униженно извиняться. Он постоянно соглашался со всеми, никогда не отваживался спорить, повышать голос, говорить «нет». Кем бы вы ни были, если на улице вам встретится мистер Бенедикт, его маленькие испуганные беспокойные глаза будут смотреть на ваши ноздри, или разглядывать ваши уши, или изучать кромку волос — но никогда не встретятся с вами взглядом. И он будет бережно сжимать вашу ладонь в холодных руках, словно бесценный дар, и говорить: «Вы несомненно, бесспорно, воистину правы».

Но что бы вы ему ни говорили, у вас останется ощущение, что он не услышал ни слова.

И теперь, стоя на крыльце, мистер Бенедикт сказал мальчику, пристально глядящему на него: «Ты милое, прелестное дитя», — из страха, что он, мистер Бенедикт, вдруг придётся ребёнку не по душе.

Мистер Бенедикт спустился с крыльца и вышел за ворота, даже не взглянув в сторону своей маленькой покойницкой. Он оставил это удовольствие на потом. Очень важно, чтобы всё происходило в правильной последовательности. Что толку думать о телах, которые лежат там и ждут, когда мистер Бенедикт приложит к ним свои умелые руки. Нет, лучше делать всё так, как заведено, день за днём. И он вступил в бой.

Он в точности знал, куда пойти, чтобы распалить свой гнев. Он всегда проводил полдня, гуляя по маленькому городу, от места к месту, и чувствуя, как превосходство живых соседей переполняет его, как собственная ничтожность грызёт его изнутри, омывает реками пота, завязывает сердце и разум в тугие трепещущие узлы.

Он беседовал с мистером Роджерсом, аптекарем. Праздные утренние --">