Джон Соул - Проклятие памяти

Джон Соул Проклятие памяти

Пролог

Послеполуденное солнце освещало окрестные холмы слишком ярко для второй половины августа — так оно светит только на юге, куда его семье давным-давно нужно было отправиться, думал шестнадцатилетний юноша, украдкой пробираясь вдоль живой изгороди, окружавшей обширное ранчо его отца.

Но отец решил остаться.

Весь год, с тех самых пор, как был подписан договор в Гуадалупе Идальго, родители спорили лишь об одном — что делать дальше.

Каждый день мать повторяла одно и то же:

— Они все равно прогонят нас отсюда.

Сидя в плетеном кресле на веранде, мать казалась высокой, как всегда, в черном, хотя утро было по-летнему жаркое. Чувства ее не выдавали даже длинные, тонкие пальцы рук, трудившиеся над вышивкой, — единственным развлечением, которое она позволяла себе в свободную минуту, редко выдававшуюся среди многочисленных домашних забот.

Отец ответил, покачав головой:

— В Лос-Анджелесе они оказывают испанским грандам надлежащие почести. Они и здесь отнесутся к ним так же, говорю тебе.

В глазах матери, доньи Марии, лишь на мгновение появилась тоска и побелели поджатые губы; в голосе же ее слышалось то спокойнее почтение, с которым она неизменно относилась к мужу и которое сумела привить детям.

— Разумеется — ведь в Лос-Анджелесе они не нашли золота. Поэтому та земля им ни к чему. А раз ни к чему — почему бы смеха ради не разрешить кучке испанцев не снимать шляпы? Но нашу землю они заберут, даже если не найдут на ней золота. В Сан-Франциско каждый день прибывают корабли; город полон людей — и все они собираются в дорогу…

— Они собираются на золотые прииски. — В голосе дона Роберто де Мелендес-и-Руис послышалось раздражение.

— Большинство, но не все, Роберто. Кое у кого хватит ума посмотреть немного вперед — и они поймут, что земля надежнее. И они захотят забрать нашу землю. И придут сюда. А кто теперь защитит нас? — мягко возразила донья Мария.

— Есть же форт в Монтерее…

— Он уже давно в их руках. Война окончена, Роберто. И мы проиграли. Наши войска отступили назад, в Мексику, и мы должны следовать за ними.

— Нет! — Дон Роберто вскочил со стула. — Мы же не какие-нибудь мексиканцы, Мария! Мы — калифорнийцы, и дом наш здесь! Мы построили эту гасиенду и потому имеем право остаться на ней! И вот увидишь — останемся!

— Да, останемся, — неожиданно в голосе доньи Марии послышалась горечь. — Но гасиенда все равно уже не будет нашей, поверь. У нас отберут и ее, и ранчо… Мы ничего не сможем поделать с этим, Роберто. Новые люди придут сюда.

И они пришли.

С вершины холма, ярдах в двухстах от ворот ранчо, мальчик увидел вдалеке отряд всадников в синей форме кавалерии Соединенных Штатов, медленной рысью направлявшихся по дороге к покрытому белой известью приземистому зданию гасиенды. В фигурах всадников не было ничего угрожающего — юноша скорее инстинктивно почувствовал исходившую от них опасность. Но, подавив в себе порыв вскочить на лошадь и мчаться к дому, он привязал кобылу к акации за гребнем холма, лег в кусты и притаился.

Он увидел, как отец вышел из ворот, и почти слышал, как он приветствует нежданных гостей и приглашает их в дом со старомодной испанской учтивостью. Однако внутрь двора всадники заезжать не стали. Весь отряд ждал у ворот, пока мальчик-конюший не привел коня для дона Роберто. Тот вскочил в седло, всадники мгновенно окружили его, и вся кавалькада направилась к деревне, белевшей в миле от ранчо островерхим зданием миссии.

Юноша изо всех сил старался успеть за ними — но ему приходилось держаться в стороне от единственной ведущей туда дороги, и он находился еще на полпути к деревне, когда отряд всадников уже въехал в нее.

На мгновение сердце мальчика отпустил крепко сжимавший его страх — он увидел, что всадники заворачивают к зданию миссии; может, его отца привезли сюда лишь для беседы с американским комендантом…

Нет.

Миновав здание миссии, отряд направился к огромному дубу, вокруг которого в давние времена и начали строить деревню. До этого краснокожие дети пустыни раскидывали в тени дуба свои вигвамы, пока францисканские падре не обратили их в свою веру.

Внезапно юноша понял, для чего его отца привезли к этому огромному дереву — как понял и то, что он абсолютно бессилен предотвратить что-либо.

Уйти он тоже не мог. Ему придется увидеть все — до конца.

--">