Антон Сибиряков - Чей ты, малыш?

Чей ты, малыш?

Текст написан в рамках конкурса “Тёмная киммерийская ночь” для сайта cimmeria.ru

Любое использование текста, полностью или частично, запрещено.

Из скособоченной жаровни несло паленым. Раскаленная, обросшая черным

нагаром, она стояла поперек тропинки, преграждая путь. Аня остановилась, в

нерешительности закусив губу.

«Вернуться?»

Она легонько погладила круглый живот руками.

— Что скажешь?

Масик тут же толкнулся в ответ – врачи рекомендовали играть с ним в

морзянку, подсчитывать толчки.

— Жарко тебе, да, родной? Ну, потерпи, скоро отдохнем…

Аня оглянулась: смешной шпиль вокзала, увенчанный золотым петушком, все

еще виднелся из-за пышного ивняка. Но снова продираться через мокрые колтуны

ветвей и тучи комарья у женщины не было ни малейшего желания.

Странное место, — подумала она, глядя на полуразвалившиеся, слепленные

из хлама хибарки, увязшие по краям тропинки в своем же собственном барахле. –

Здесь что, кто-то живет? Надо запретить Яну кататься тут одному…

Короткий путь через пойму реки Борловая, открытый в дни летних каникул

великим путешественником — Аниным сыном, подобно биссектрисе разрезал

дорогу от вокзала до «Медика» пополам. И Ане бы порадоваться, что не надо

топать в обход, что щебень не будет забиваться в шлепки и колоть голые ступни,

но, когда пять лет хлебаешь баланду и вдруг тебе преподносят свиную отбивную,

вымоченную в молоке, невольно задумаешься – в чем подвох?

Солнце нещадно жгло оголенные плечи, усыпанные веснушками, в ногах

бултыхался загустевший июльский воздух, а тени, как степные ящерки,

ускользали в свои невидимые норки. Аня приставила руку ко лбу, защищаясь от

солнца, и, привстав на цыпочки, мысленно проложила свой путь. Ей всего-то

нужно было проскочить по тропинке, перебежать мостик и подняться по лесенке в

горку. Все просто – тропинка, мостик, горка. Не труднее, чем путешествие

нарисованной Даши из мультика для самых маленьких следопытов. А там и до

дачи недалеко. Любимый муж, любимый сын, холодный чай, гамак в тени и

привычный цвет занавесок на окнах.

Аня сделала пару шагов, и Масик толкнулся вновь – с силой, так, что

защемило в боку.

— Ух, — шикнула она, скривившись, — полегче, родной.

Но Масик устроил бой. Живот под легкой блузкой заходил ходуном, и Аня

прижала к нему руки. Погладила, покачала, но буря и не думала утихать.

— Что такое, малыш?

Сестра бы хихикнула, услышав, как она разговаривает с животом.

«Ага, так он тебе и сказал»

Аня всегда улыбалась в ответ и пожимала плечами. В первую беременность,

когда тесты только-только выдали две полосы, ее не смешили – пугали странные

пузатые мамашки, бормочущие сами с собой. Но беременность – это целая жизнь,

полная удивительных открытий. И спустя каких-то полгода Аня сама оказалась

такой, и уже на нее поглядывали, как на ненормальную.

Послушай меня, дорогая, странно, когда люди разговаривают с

мертвыми. Мертвые должны оставаться в прошлом. Но у тебя внутри живой

человек, для которого твой голос – путеводная нить. И если ты не будешь

говорить с ним, он может заблудиться там, в темноте.

Так однажды свекровь развеяла в Анне последние сомнения. Высокая,

грузная, с лицом, похожим на кусок скалы, она была женщиной еще той, советской, закалки. Всю жизнь она проработала медсестрой в онкологии и знала, о

чем говорит. Но ведь и, правда, кто мог сказать больше, чем человек, на глазах у

которого на протяжении сорока лет в одних и тех же койках жили и умирали люди?

После ее слов Аня больше никогда не задумывалась о том, как на нее посмотрят