Грэхэм Мастертон - Дьяволы судного дня

— подумал я про себя. Я— то плелся к Фалайсе приблизительно под двадцать миль.

На следующее утро, сидя в обеденной комнате с высоким потолком, я поглощал свой обычный завтрак — кофе, бутерброды и омлет — и одновременно изучал себя в зеркале на противоположной стене. В другом конце комнаты расположился за столом тучный француз в шляпе и со смешно торчащим вверх белым воротничком рубашки. Он рассматривал меню с видом знатока и при этом постоянно зачем— то громко причмокивал губами. Официантка в черном, с пресной недовольной физиономией сновала между столиками на своих высоких каблуках с таким видом, что вы чувствовали себя одиноким, никому не нужным и всем давно надоевшим со своим странным желанием позавтракать. Я уже подумывал о смене отеля, но, когда вспомнил о Мадлен, этот бардак мне показался вовсе не таким уж и плохим.

Большую часть утра я провел на дороге, ведущей в Клеси с юго— востока. Сильный ветер смел с дороги большую часть снега, выпавшего вчера ночью, но было по— прежнему очень холодно. Деревни на фоне заснеженных холмов, казалось, тоже замерзли. Жители редко показывались на улице. Они спешили по своим делам в скотные дворы, дровяники, но долго не задерживались нигде и вскоре исчезали в домах. Церковные колокола звонко отбивали каждый час, и казалась, что такие горда, как Нью— Йорк, находятся на другой планете.

Вероятно, моя голова была забита не тем, чем надо, лишь этим можно объяснить тот факт, что я сделал всего половину намеченной работы. В одиннадцать часов, как только прозвонили колокола, я поехал в Пуан— де— Куильи. По дороге сделал остановку в одной из деревень и заглянул в магазинчик. Купил бутылку приличного вина, просто на случай, если отца Мадлен понадобится немного умиротворить, и коробку замороженных фруктов, специально для Мадлен. Говорят, они самые лучшие во всей Нормандии.

«Ситроен» кашлял и подпрыгивал, но наконец— то выехал на грязную дорогу, ведущую к мосту. Эта местность при дневном свете выглядела ничуть не веселей, чем вчера вечером. Поля были покрыты серебристым инеем. Коровы все еще паслись на них, разбившись на небольшие кучки и жуя замерзшую траву. Они выдыхали столько пара, что выглядели как заядлые курильщики. Я переехал через мост, оставив позади журчащую Орне. Здесь я сбавил скорость, потому что хотел взглянуть на танк.

Так он и стоял, молчаливый и не подвижный, подбитый, в бою. Я на минуту остановил машину и открыл окна. Теперь мне были видны заржавевшие колеса, покореженные гусеницы и небольшая башенка. Какое— то глубокое и бесконечное отчаяние царило вокруг него. Это напомнило мне другой памятник на побережье, на котором стоит дата: «Июнь, 6, 1944». Но здесь не было пьедестала, на который следовало бы поставить этот танк.

Некоторое время я еще рассматривал мрачные окрестности, потом завел мотор и направился прямо на ферму Мадлен. Я въехал в ворота и пересек грязный дворик, здесь гуляли цыплята, которые при моем появлении разбежались в разные стороны. Куда— то рванул и табун гусей со скоростью легкоатлетов на состязании.

Я вышел из машины и, осторожно переставляя ноги, добрался до двери и дал знать о своем присутствии. Какая— то дверь позади меня открылась, и я услышал шаги.

— Добрый день мсье, что вам угодно? — раздался мужской голос.

Невысокий француз в грязных штанах, заляпанных ботинках и замызганном коричневом жакете стоял во дворике, засунув руки в карманы. У него было удлиненное, типично нормандское лицо, и он курил сигарету, которая казалось, приросла к его губам. Его берет был натянут на уши в самой веселой манере, из— под козырька смотрели светлые глаза. В целом он выглядел как фермер, не упускающий случая пошутить.

— Мое имя Дан Мак Кук, — сказал я ему. — Ваша дочь Мадлен пригласила меня на ланч.

Фермер кивнул:

— Да, мсье. Она говорила мне об этом. Я — Огюст Пассерель.

Мы пожали друг другу руки. Я передал ему бутылку:

— Это для вас. Искренне надеюсь, что оно вам поправится. Очень хорошее вино.

Огюст Пассерель немного помолчал, затем извлек из своего нагрудного кармана старые очки. Надев их, он начал внимательно рассматривать бутылку вблизи. Я чувствовал себя как торговец, предлагающий фермеру из Кентукки ракетную установку для защиты от воров. Но француз одобрительно кивнул головой, убрал свои очки и сказал:

— Merci bien, monsieur. Я сохраню ее до dimanche.

Он провел меня на кухню через массивную дверь. Там была старая Элоиза, в сером платье --">