Светлана Викторовна Крушина - Тьма... и ее объятья

Крушина Светлана Викторовна Тьма… и ее объятья

Я здесь один, я жажду тьмы,

Но пуще жажду нашей встречи,

Ведь знаю я, какие сны

Тебя терзают в этот вечер.

Стою у мраморной плиты

Я — зла и смерти воплощенье,

Со мною скоро будешь ты,

Поскольку ты — моё творенье.

Т.Чабан

Часть 1

Глава 1

I am alone

Thirsting for the dark

That lurks beneath marbled stone

What black witchcraft

Shall rise thee from thy dreams

And what perverse world-strategy

Will wend it's way with thee from sleep?

Cradle Of Filth "Beauty Slept In Sodom"

-

Я один.

Я алкаю тьмы;

Она притаилась под мраморной глыбой.

Есть ли такое колдовство,

Которое вырвет тебя из грез?

Существует ли такой мировой порядок,

Который заставит тебя проснуться?

На кладбище было очень холодно и ветрено. Надвигалась метель. Снежные хлопья метались в воздухе, гонимые жестокими порывами ветра, запутывались в непокрытых волосах, кололи лицо. Заледеневшая земля быстро покрывалась белым покрывалом, пока еще тонким, но я знал, что через несколько часов оно превратится в ватное одеяло сугробов.

Я стоял у кладбищенской ограды, ссутулившись и сунув руки в карманы. Покидая вчера утром дом, я меньше всего думал о соответствии одежды погоде. Перчаток у меня не было, и пальцы окоченели так, что я их уже почти не чувствовал. Ледяной ветер пробирал до костей, а тонкая куртка нисколько не защищала от холода. Я совершенно оцепенел, но едва сознавал это. В голове мутилось, перед глазами стояла пелена, я чувствовал себя совсем больным, и жгучий холод еще усиливал это чувство. Привалившись боком к чугунной ограде, — ноги едва держали меня, — я смотрел вниз, в землю, и ни о чем не думал. Просто не мог.

Я уже не помнил, зачем пришел сюда. Даже не был уверен, что меня вела какая-то конкретная цель. Возможно, просто шел, куда ноги несли, и не задумывался о конечной точке маршрута. Соображал я последние два дня с трудом и почти ничего не помнил о вчерашних скитаниях.

В двух шагах от меня на низеньких скамейках сидели несколько женщин, укутанные в теплые платки, из-под которых виднелись только носы да глаза. У ног их стояли корзинки, пестревшие венчиками неярких осенних цветов. Я уставился на эти цветные пятна, резко выделявшиеся в окружающей хмури и мути, долго пытался сообразить, зачем они здесь. Что делают цветочницы на кладбище? Потом до меня дошло: ведь люди, приходящие на кладбище, хотят оставить на могилах близких что-то живое… Они покупают цветы.

Серое, темное небо висело низко над головой и давило, давило, давило… Мой несчастный затылок готов был проломиться под его тяжестью. Временами казалось, что еще минута, и я упаду, но проходила минута, за ней другая, а я все еще стоял, сам не понимая, как мне это удается. Вид у меня был, надо думать, до странности замученный и жалкий, потому что торговки цветами смотрели с жалостью и удивлением. Наверное, они думали, что я пьян.

В самом деле, что можно подумать, наблюдая на кладбище в такую погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, бледного пацана, который с трудом держится на ногах, которого шатает так, что он вынужден искать опору в чугунной ограде? Да и одежда моя наводила на подозрения: дорогая, сшитая на заказ, но порванная и заляпанная грязью. И легкая, едва ли не домашняя куртка в ноябре.

И разбитая губа и затравленный взгляд.

— Что-то случилось, сынок? — решилась наконец спросить одна из женщин. Та, что сидела ближе всех ко мне.

Я взглянул на нее.

Действительно, я мог бы быть ее сынком. По возрасту, конечно. А она вполне могла быть моей матерью. Которой я никогда не знал и не видел. Даже на фотографиях.

— Может, тебе помочь? — продолжала сердобольная женщина.

Помочь? Я покачал головой. Чем она может мне помочь? Чем вообще кто-нибудь может мне помочь?

А она уже шла ко мне, неловко переваливаясь в своей многослойной одежде, и что-то несла в сжатых ладонях. Протянула ко мне руки:

— Возьми вот это, сынок. Согреешься немного. Выпей!

Я как робот принял у нее пластмассовый стаканчик, — это была крышка от термоса, — над которым поднимался пар. Схватился за него голыми руками, не замечая жгучей боли, причиняемой горячими стенками. Отпил. Кажется, это был очень сладкий кофе с коньяком, но я не мог утверждать с уверенностью. Меня сразу затрясло, так, что зубы взялись выбивать дробь о края --">