Даниэль Мусеевич Клугер - Готика еврейского местечка

украшенья на припущенных манжетах,

Белозубый, темнолицый, с тростью щегольской в руке.

Он сказал небрежным тоном: «У меня жена рожает».

И добавил, тростью легкой ветви вишен теребя:

«И в Лубнах, и в Яворицах о твоем искусстве знают —

Нет в округе повитухи, знаменитее тебя».

Собрала она в котомку чабреца и чистотела,

Полотняные салфетки, подорожник, лебеду,

Воска желтого немного — с незнакомцем рядом села

В золоченую коляску на резиновом ходу.

Полетели кони резво, будто сказочные птицы.

Между тем совсем стемнело, звезды первые зажглись.

В синем сумраке тревожном растворились Яворицы,

И молчал надменный спутник, только кони вдаль неслись.

Натянул поводья кучер, звонко щелкнула подкова,

Тишина казалась жаркой, и вокруг сгустилась тьма.

Усмехнулся незнакомец, не сказав худого слова.

Шифра вышла, испугалась: где знакомые дома?

И сказал ей незнакомец: «Не пугайся, повитуха,

Мы идем к моей супруге, соберись, шагай смелей.

Примешь роды — и уедешь…» И добавил — страшно, глухо:

«А зовусь я Ашмодеем, повелителем чертей».

И сказал недавний спутник бедной Шифре со злорадством,

И из глаз его бездонных на нее взглянула ночь:

«Будет сын — уйдешь с почетом, без урона и с богатством.

Но убью тебя, старуха, если вдруг родится дочь!»

Лик его преобразился, голос был подобен грому

У нее дрожали руки и кружилась голова.

И пошел он по тропинке, к мрачному большому дому,

Поплелась за ним старуха, не жива и не мертва.

Принимала Шифра роды, он стоял у изголовья.

Посмотрела на младенца, поняла — обречена.

Как тут скажешь Ашмодею, без ущерба для здоровья,

Что чертовку — не чертенка родила его жена!

Не услышал Бог молитвы, и тогда она сказала:

«Ну-ка, выйди, повелитель, чтоб не сглазить молодца!»

А сама скорей в ладонях воск старательно размяла,

И чертовочку снабдила имитацией конца…

Позвала она папашу и младенца показала.

И остался черт доволен, отвела она беду.

Ашмодей вручил ей денег, и домой ее умчала

Золоченая коляска на резиновом ходу.

Через год, на том же месте Шифра-знахарка сидела.

Появился вдруг посланник повелителя чертей.

Он воскликнул: «Повитуха, повитуха, как ты смела?!

Ах, представить ты не можешь, как разгневан Ашмодей!

Но сказать велел тебе он, что на первый раз прощает.

И преследовать не будет, и семью свою любя,

Он велел тебя доставить — вновь его жена рожает,

А в округе повитухи нет искуснее тебя!»

Баллада о рабби Беште и разбойнике Довбуше

Неба, неба синий атлас, в серых облаках-заплатах,

Прячет от людского взора горный перевал…

Жил да был Олекса Довбуш, он разбойничал в Карпатах —

Отнимал он у богатых, бедным раздавал.

Жил в Карпатах реб Исроэль, рабби Бешт — мудрец известный.

И пришел к нему разбойник, раненый, без сил.

Рабби Бешт отвел погоню, и молитвою чудесной

Раны вылечил, водою горной напоил.

И сказал ему Олекса: «Заживает быстро рана,

Я уеду нынче утром,» — а раввин в ответ:

«Видел как-то в Коломые друга твоего Ивана

Знай же, что измена ходит за тобою вслед».

Хмурым стал Олекса Довбуш, на лицо ложились блики,

Почему-то охватила легиня журба.

И промолвил реб Исроэль — рабби Бешт, мудрец великий:

«Ходит друг твой мимо церкви и не крестит лба.»

И сказал раввину Довбуш: «Я тебя не понимаю,

Ты ж не веришь в Иисуса, в нашего Христа!

Он не крестится — так что же? Я его с юнацтва знаю

Верен мне Иван, и совесть у него чиста!»

Но ответил реб Исроэль: «Не пуста моя тревога,

Не напрасно я печалюсь о твоей судьбе.

Он не крестится на церковь, своего не любит Бога,

Так с чего ж ему, Олекса, верным быть тебе?»

…Вместе с другом ехал Довбуш, засмотрелся он на птицу,

А Иван отстал немного, и на бережку

В первый раз перекрестился, зарядил свою рушницу

И послал лихую пулю в спину ватажку.

И сказал он: «Надоело с небораками брататься,

Ночевать — то в чистом поле, то в седых --">