Брайан Муни - Душа волка

тоже задрали вверх вытянутые морды и присоединились к погребальной песне…

Тема: Ритуал

В небольшой горной пещере пятеро индейцев сидели вокруг дымящегося костра. Двое в штанах из денима и макино^[1] были обуты в тяжелые ботинки. Старший из этих двух чувствовал себя неловко, второй был напряжен и настроен решительно. Трое других, старейшины, были нагими, если не считать ожерелий из когтей и зубов. Один из старейшин сжимал между коленей молчащий до поры бубен.

В соответствии с традициями по кругу передавали трубку, из руки в руку, от губ к губам. Трубка была набита не только табаком, но чем-то еще, от чего расширялись зрачки, а голова, руки и ноги становились легкими.

Когда каждый из собравшихся несколько раз затянулся из трубки, самый морщинистый из трех голых индейцев с почтением положил ее на землю, потом повернулся к беспокойному гостю и обратился к нему как к старшему из двоих:

— Этот белый, Наджент… Ты говоришь — он нарушил закон охоты?

Джексон смутился.

— Я ничего такого не говорил, этот парень просто не знаком с нашими традициями. Он не хотел ничего плохого.

— Послушай себя, Джексон, — зло сказал Расщепленное Дерево, — Ты так стараешься оправдать этих ублюдков, словно сам стал бледнолицым. Старый Отец, — молодой чинук повернулся к старейшине, который задал вопрос Джексону, — я сказал этому Надженту о законе, о наших традициях. Он насмехался, называл нас дикарями. Угрожал убить меня, если я все сделаю правильно. И теперь душа Волка не может найти покой, она взывает о мести. Послушайте меня, в ту ночь я вернулся в лес скорбеть о волке, и серые братья, они все пришли туда, где я пел погребальную песнь. Они не причинили мне вреда, наоборот, они плакали вместе со мной. Помоги душе Брата Волка, Старый Отец, помоги ей.

Старые индейцы склонились друг к другу и тихо заговорили на таком древнем, странном языке, что ни один переводчик не смог бы понять ни слова. Совещание закончилось, и старики с мрачными, словно вырубленными томагавками лицами, на которых играли желто-оранжевые отсветы от костра, закивали головами.

Тот, кто держал между коленей бубен, начал отбивать ритм. Тяжелые равномерные удары постепенно завладели чувствами и грозили взять под контроль разум людей. Один из старейшин взял горсть смешанного с одурманивающей травой табака и швырнул ее в костер. Костер вспыхнул, в воздух поднялись клубы едкого дыма. Через несколько вдохов и выдохов Джексон и Расщепленное Дерево почувствовали, что начали растворяться в пространстве, их тела и сознание летели, словно подгоняемые порывистым ветром листья.

Старый Отец начал произносить заклинание. Странная, негромкая песня, несмотря на свою неспешность, вскоре могла соперничать по энергии с ритмом бубна. Тени старейшин, подобно наскальным рисункам, изгибались, удлинялись и принимали жуткие, едва заметные черные формы на стенах пещеры.

Через некоторое время Расщепленное Дерево ткнул в бок товарища и подрагивающей рукой указал на костер. Чинуки с ужасом смотрели на дым, который, танцуя и клубясь, приобретал очертания Брата Волка…

В роскошных апартаментах в многоэтажном районе большого города человек вздрагивал и корчился во сне. В какой-то момент, несмотря на эффективную систему кондиционирования, в спальне запахло чем-то едким. Ноздри человека вздрогнули, словно кто-то мешал ему, раскуривая возле его постели смесь табака и наркотических трав.

Тема: Таксидермия

— Превосходно, просто превосходно. — Уоллес Пламтри нежно, с любовью пробежался пухлыми пальцами по великолепной туше убитого животного. — Для меня, мистер Наджент, будет истинным удовольствием сделать для вас эту работу. Этот зверь, наверное, был гигантом среди себе подобных.

— Наверное, — сказал Наджент.

Он старался говорить бесстрастно, чтобы скрыть ликование, которое распирало его изнутри и грозило вот-вот разнести на куски. Годами он ублажал конгрессменов и секретаря штата, годами делал щедрые пожертвования партиям и частным фондам, годами держал в страхе нечистоплотных чиновников, все эти годы были потрачены не зря — ему выдали-таки драгоценную лицензию.

— В наши дни редко встретишь такой замечательный экземпляр, — со вздохом сказал Пламтри. — Эти проклятые консерваторы портят жизнь таким, как вы и я. Мы с вами анахронизмы. — Он расстроенно тряхнул головой, и его белые кудряшки --">