Аврам Дэвидсон - Дело о "тёщином жемчуге"

же, по собственному обычаю, обозвали её «Илом». Безусловно, население Влоха называло её как-то ещё: но и этого достаточно.

И весь этот край принадлежал князьям фон Влох, которые, с своим гербом, разделённым на шестьдесят четыре признанных части, своим унылым изобилием имеющихся имён и титулов (как пример: Фиц-Гвельф цу Борбон-Стюарт), не смущались представляться ещё и потомками Карла Великого и Лузиньянских^[3] королей Кипра, как князь Рольдрандо, Властелин Ила. Болота по большей части были размечены и осушены век назад и составляли немалую часть богатейших сельскохозяйственных угодий Монархии. Возможно, шестьдесят четыре насыпи и набивали кошелёк господ Ила арендной платой, но те редко появлялись даже в Белле, не говоря уже о Париже или Монте-Карло: и легенды изображали их полностью скатившимися в первобытное состояние, развалившимися на устланном тростником полу, жадно глотающими хлебное пиво, облачёнными в волчьи шкуры.

— Ах, Ролдри, — звучно произнёс Эстерхази, — лурли снова начали приносить жемчужниц, как встарь, а?

И князь Рольдрандо ответил, голосом, словно органная труба: — А... ты уже знаешь...

Князь Рольдрандо не носил волчьих шкур, это было недоразумение, он одевался в волосатые шотландские твидовые костюмы такого допотопного вида, что, видимо, их скроили ещё для его отца или дяди, и уже давно не чистили и не гладили. — Проклятейшая история, которую ты когда-либо слышал, Энгли, — проговорил он, так же легко, как, через мгновение, указав на контору начальника станции — ...вот, если захочешь вымыть руки... — дверь общественной уборной, с красочно выписанными и всемирно известными двумя нулями и W. C. он проигнорировал, будто она не находилась в четырёх футах или надписи были на хеттском. — ...или мы можем отойти на обочину, — внёс он альтернативное предложение.

— Я не спрашиваю, хорошо ли ты доехал, — продолжал он, — на автомобиле невозможно хорошо доехать: окно закрыто — изнемогаешь от жары, окно открыто — пыль летит в глаза. — Багаж взяли двое слуг, один из которых носил мундир гайдука, а другой шапку гайдука: шаровары обоих, как и князя Рольдрандо, свидетельствовали, что олень или секач недавно был убит, выпотрошен и освежёван.

Совсем недавно.

— Если захочешь, обед в корзинке, — сказал хозяин, указав рукой. И, указав рукой ещё раз: — Не хочешь сесть на облучок?

— Где же кучер? — спросил гость.

— Кучер? Нет никакого кучера, — несколько удивлённо отвечал князь. — Ты что, думаешь, ты в Белле?

Ну, разумеется. Один из слуг запрыгнул на ближайшую лошадь — она была под вьюком! — издал гортанный рык — обе лошади помчались вперёд — подражая тигру, слуга испустил ужасающий рёв (то не бронза прозвенела!) — мелькнул Город Княжеской Крепости (и т. д.). Эстерхази пробормотал под нос несколько слов из своего любимого путеводителя-разговорника: « — Помогите! Моего форейтора поразило молнией!»

Князь Рольдрандо обернулся, с лицом, искажённым изумлением и участием, его золотисто-карие глаза расширились. — Ничего себе! — воскликнул он. — О, почему же он не надел амулет? — Затем, тут же, глаза пропали, лицо рассекло полсотни морщинок, рот взорвался смехом: — Ха-ха! Ох, я уж было поверил! Говорит, форейтора поразило молнией! Ох, ох, добрый Святой Пётр в Узах^[4]! — И он загрохотал так, что Эстерхази чрезвычайное забеспокоился о его безопасности: однако, князь Рольдрандо не вывалился из экипажа и не позабыл эту фразу: время от времени при дружеских визитах — а, подчас, в самое неожиданное время — он повторял её, как правило, путая порядок слов, пока, наконец, она не вошла в общий местный диалект вроде поговорки, выглядящей примерно так: “Да минует нас чёрная чума и наших форейторов никогда не поразит молнией...

Фермерские дома деревень Влоха были выкрашены в совершенно роскошные средиземноморские цвета — розовый, жёлтый, коричневый с белой окантовкой, зелёный с белой окантовкой, синий, лиловый с коричневой окантовкой: и огромное множество других оттенков, тонов, комбинаций, сочетаний — будто ярко раскрашивая их, они скрывали недостаток прямых линий. Вскоре дома начали редеть, и настоящий, неприручённый Ил раскинулся по обе стороны дороги.

Сама дорога была обсажена деревьями, но за деревьями удавалось разглядеть лишь бескрайний простор болот: вода, камыши, кочки, вода, голубое небо, белые облака, протоки, то тут, то там человек в плоскодонке... и повсюду, повсюду, --">