Андрей Валентинов - Циклы:"Ноосфера-Микенский цикл-Ория-Логры. Компиляция. Романы 1-15

И, наконец, даже в случае удачи, красные заткнут с севера крымскую «бутылку» и повторится прошлогодняя ситуация. Так сказать, дурная бесконечность в действии.

В заключение меня подмывало высказать надежду на то, что командование разработало секретный способ хождения по морю, аки посуху. В этом случае, да еще с резервом в виде взвода архангелов с огненными мечами, можно гарантировать нашему десанту процентов этак сорок успеха. Впрочем, последние соображения я придержал при себе, сообразив, что в воздухе и так пахнет скандалом.

Но – поздно.

Сказанного вполне хватило. Полковник и возразить не успел, как один из камер-лакеев нашего Фельдфебеля поспешил заметить, что штабс-капитану Пташникову чрезвычайно милы здешние пляжи и что он ждет – не дождется купального сезона. Затем вступил хор, не очень дружный, но весьма громкий, с популярной ораторией «Чего еще ждать от этих слащевцев?» Признаться, я и не ожидал, что у меня осталось то, что называют нервами. Пришлось прикусить язык – от греха. Дослушав до конца, я довольно вежливо предложил автору этой реплики вместе со мной, участниками хорового коллектива, и, само собой, с его высокоблагородием господином полковником первой же шаландой отправиться в Крым, дабы разведать все на месте, а по возвращении рассудить, кто прав, а кто нет. Тут уж надлежало высказаться полковнику, но он внезапно в самом примирительном тоне заявил, что без колебаний отправится в Крым в компании с ветераном Чернецовского отряда. Это уже было интересно, поскольку свой Чернецовский крест я на кителе не ношу – он у меня без планки. В общем, как только вся ворчащая свора расползлась, сообразив, что акт каннибализма откладывается, я подошел к нашему парижскому гостю. В отряде Чернецова мы с ним не встречались. По крайней мере, его я там не запомнил, хотя те славные и страшные недели вспоминаются часто. Чаще даже, чем величайший из великих, Ледянящий из Ледяных анабазис.

Оказалось, что полковник, тогда он был капитан, все-таки был у Чернецова, но недолго. Под Дебальцевым его контузило, и он был переправлен в Ростов. Меня он узнал сразу, а вот я его, к стыду своему, нет. Тут, по логике вещей, следовало появиться бутылке, и бойцы за общим столом должны были помянуть минувшие дни. Но бутылки не оказалось, полковник спешил, да и пить с ним мне как-то не хотелось. Прощаясь, он глубокомысленно посоветовал мне не впадать в пессимизм, поскольку великие державы нам помогут, а большевиков через месяц свергнут разъяренные крестьяне.

Ну да! Помогут, свергнут... Как же! Хорошо быть оптимистом в городе Париже!

Ладно, Бог с ними со всеми. Вернусь к дневнику. Тогда, в Таврии, все было как-то проще.

Да, следующая атака красной чухны могла стать последней. Но чухна что-то долго возилась, и тут вестовой позвал меня в штаб. Там уже был штабс-капитан Докутович, а бледный, едва державшийся на ногах подполковник Сорокин показывал ему обрывок телеграфной ленты. Когда я появился на пороге, сей обрывок был предъявлен и мне. Это был наш пропуск в новый, 1920 год: штаб корпуса разрешал нам отступать на Мелитополь, и мы имели шанс дожить до первого января. Правда, не все...

Мы переглянулись с подполковником. Ситуация казалась простой до глупости и даже не нуждалась в обсуждении. К краснопузым еще не подошла конница, и мы вообще-то имели возможность оторваться, ежели, конечно, вынести за скобки их тачанки. Но в любом случае, у Токмака следовало оставлять заслон. Не менее взвода и обязательно с офицером.

Штабс-капитан Докутович был уже мысленно в Мелитополе, а то и в Карасубазаре, где его ждала семья, поэтому нам пришлось немного растормошить его, предложив высказать свое мнение. В первую секунду штабс-капитан, кажется, решил, что арьергард поручат именно ему, и смотреть на него в эту секунду было неприятно. Что ж, умирать никому не хочется. Но еще через мгновение штабс-капитан Докутович сообразил, что подполковник Сорокин болен, а заместителя командира отряда никто в прикрытие не пошлет. Тут уж он посмотрел на меня.