Николай Васильев - Похищение из сераля

империи… А султан об этом знал?

— Знал и втайне приветствовал. Потому что сознавал: летающая внучка обязательно поднимет его вес в глазах всех правителей мира. Да и свой народ преисполнится восторгом. Очень мудрый правитель у османов, дай бог ему здоровья.

Утром 1 мая все шло по плану: солнце и ветерок были безукоризненны, Фатьма сияла улыбкой до ушей, Альбер с ней успешно соперничал, а Макс вел лимузин на взлетную поляну давно наезженной дорогой. Первым делом провели фотосессию: крупные планы Фатьмы и Городецкого (в том числе вместе), потом фото на подвесе, на низкой высоте и повыше. Осталось продемонстрировать высокий полет, в который Макс собрался было один, но принцесса взмолилась, и он уступил: пусть полетает — может, следующего полета у них уже не будет. На высоте метров в пятьсот параплан попал вдруг в хороший такой боковой поток и его потащило в сторону Черного моря. Макс заупирался, но аккуратно и в результате пошел по большому кругу, в сторону Босфора. Над ним относительная высота полета существенно увеличилась (при той же абсолютной) и стало потише.

Вдруг Фатьма ловко извернулась на общем продолговатом сиденье, оказалась лицом к Максу, обняла его и стала целовать в глаза, щеки и губы, пришептывая:

— Мон шер, здесь мы совсем одни и я могу, наконец, излить на Вас свои чувства — Вы обещали.

— Ваше сиятельство! Мы только что чудом не упали с высоты. Параплан не место для ласк!

— Это единственное место, где Вы от меня не можете ускользнуть, — возразила Фатьма и впилась в губы уже страстно и надолго. В паху Макса против его воли началось шевеление "мужского достоинства", что принцесса тотчас ощутила и обрадовалась:

— Вы не так равнодушны ко мне оказывается! Я сейчас "ему" помогу!

И она шустро стала извлекать "его" из комбинезона Макса.

— Фатьма! — резко сказал Максим. — Я против этого!

— Я Вам не верю, мон фил! А верю только Вашему естеству, которое стремится соединиться со мной. Прошу Вас, не противьтесь природе.

— Что Вы делаете, принцесса? Вы потом пожалеете!

— Ни за что! Этот сценарий я выпестовала долгими ночами, когда мечтала о Вас в своей спальне.

Тут Фатьма подтянулась на его шее и ловко опустилась на бодрый, независимый от воли Макса "аргумент". Кровь в нем взыграла уже в полную силу, и он придушил голос совести. Девушка вдруг тоненько вскрикнула, приподнялась на миг на его шее, но тотчас вернулась к яростным тазовым движениям. Волна сладострастия стала подбираться к голове и чреслам Макса, он взялся ее гнать, но долго сдерживать не смог, пережил известный всплеск эмоций и стал понемногу сникать.

— Я ощутила, как ты меня оросил! — возрадовалась опять принцесса. — Аллах, дай мне зачать ребенка от любимого мужчины! Мы сейчас так близко к тебе!

— Он ведь услышит, — вяло сказал Максим. — Будете потом растить безотцовщину…

— Надеюсь, он не допустит этого. Да и Вы слишком благородны, чтобы покинуть в беде любящую Вас девушку.

— Мене, текел, фарес, — пробормотал по-русски знаток истории Городецкий. — Что означает: взвешен и признан легким….

— Что Вы сказали? Я не поняла….

— Я сказал: приготовьтесь к спуску, Фатьма-ханум. Развернитесь обратно.

— Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. Вот только засуну на место Ваш писун.

Глава сорок девятая. То самое похищение

В середине августа 1908 г. Максим Городецкий блаженствовал в Вене в кругу своих друзей и подруг. Агата, впрочем, была на 8 месяце беременности и компанию им составить не могла, а Саша набегал эпизодически. Зато Элиза, Каролина, Анна и даже София наперебой старались скрасить холостяцкую жизнь симпатичного и уже широко известного в светских кругах мужчины. При этом более известен он теперь был в качестве сына русского князя Голицына, который соизволил приехать в Вену для знакомства со своим популярным отпрыском вживую.

— Как так? — спросит критически настроенный читатель. — Почему князь купился на эту байку?

Случай, тот самый случай, который любит играть судьбами людей. Между 30 и 40 годами князь Голицын любил (как и многие русские аристократы) бывать в Париже и развлекаться там напропалую с девочками различного происхождения. Особенно запала в его душу артистка Мими, признавшаяся ему в любви и горько плакавшая при расставании. Настоящего ее имени он, конечно, не знал и о ее беременности тоже. Но тотчас допустил ее, узнав о существовании своего --">