Андрей Юрьевич Ерпылев - Зазеркальная Империя. (Трилогия)

знаю одного на Лиговке. То ли хивинец, то ли афганец, одним словом, азиат-с… Помнишь анекдот?

Володька снова захохотал. Никогда он, паршивец, не мог оставаться серьезным дольше минуты. Отличный оперативник, весельчак и повеса, убежденный холостяк, штаб-ротмистр князь Владимир Довлатович Бекбулатов был заброшен в Охранное Отделение неисповедимым капризом судьбы и вечно сожалел о своем потерянном навек гусарском мундире. Прославленный же поручик Ржевский был просто-напросто его кумиром.

Очередной день вступал в свои права.

* * *

Отдел функционировал в обычном режиме. Тихо, но нудно, как мухи в жару, гудели, навевая сон, освежители, пощелкивали клавишами персоналок барышни, изредка поскрипывали друкеры, выплевывая отпечатанные страницы, а через неплотно прикрытую, в нарушение всех строжайших инструкций, дверь курительной комнаты доносились взрывы прямо-таки лошадиного ржания. Видимо, Володька опять притащил от своих дружков из Сумского гусарского порцию свежих анекдотов, которые вскоре, заставляя пунцоветь стеснительных барышень, тараканами расползутся по всему управлению.

Александр за стеклом своего начальственного кабинета-аквариума едва не клевал носом над ежемесячной сводкой, когда вкрадчиво замурлыкал один из выстроившихся в ряд новеньких кремовых “сименсов”. Сняв трубку и дежурно представившись, он услышал добродушно-снисходительный начальственный баритон:

— Не помешал, Александг Павлович? Зайдите-ка, пожалуйста, ко мне, батенька.

Что опять понадобилось этому старому хрычу? Вызовы к шефу отделения, генерал-лейтенанту князю Корбут-Каменецкому, обычно ничем хорошим не кончались. Поднимаясь в лифте на пятнадцатый этаж, где свил гнездо этот, по выражению местных острословов, птенец гнезда Орлова, помнящий еще Великий спад сороковых и чуть ли не русско-английскую и русско-японскую войны, Александр мысленно перебирал в уме возможные темы потенциального разноса. Радоваться было особенно нечему. Наркота, несмотря на облавы, шла непрерывным потоком, затапливая не только окраину столицы, но и самый ее центр, если не сказать большего… Сеть внедренных агентов, скрупулезно подготовленные и ювелирно проведенные операции не приносили желаемого результата. Курьеров и торговцев арестовывали сотнями, но они возрождались тысячами. Скандалы с участием сынков и дочек “та-а-ких” персон, что судачили о них повсеместно и ежечасно, правда, только шепотком, потрясали Санкт-Петербург с регулярностью полуденного выстрела пушки Петропавловской крепости. Поговаривали, что его императорское величество намедни изволил выразить крайнее неудовольствие… Короче говоря, император наорал на шефа Жандармского Корпуса фельдмаршала князя Орлова, после чего следовало ждать резонансных колебаний по нисходящей.

Его светлость генерал-лейтенант князь Корбут-Каменецкий изволил превратить свои апартаменты в сверхсовременном здании корпуса, расположенного за Охтой, дабы не осквернять своими геометрически безукоризненными линиями центр столицы (хотя ее создателю — Петру Великому — это творение высочайше обласканного модного ныне архитектора Ираклия Багдасаровича Джапаридзе, несомненно, пришлось бы по вкусу), в нечто среднее между апартаментами Екатерининского дворца и будуаром мадам Помпадур. Напоминающий своим сморщенным личиком и тощей шеей, торчащей из воротника лазоревого мундира времен позапрошлого царствования, старую черепаху, генерал при виде вошедшего ротмистра изволил приподняться из своего монументального кресла:

— Зд-гавствуйте, зд-гавствуйте, Александг… мм… Павлович. — Радушный жест ручкой. — П-гисаживай-тесь, батенька, окажите милость, в ногах п-гавды нет, хе-хе-хе!

Усадив “гостя”, генерал нажал кнопку на пульте, вмонтированном в необъятный стол, и небрежно бросил вбежавшему вестовому:

— Позаботься, голубчик!

За появившимся вскоре чайком (с непременным ситным и сластями) генерал долго, грассируя по давно минувшей гвардейской моде, ворковал на темы всеобщего падения нравов, отсутствия в обществе былого уважения к мундиру, расспрашивал собеседника о здоровье супруги, дражайших родителей, особенно папеньки, которого знавал еще… словом, вел обычный светский разговор на темы, далекие от дела. Постепенно ротмистр, несколько расслабившись, стал слушать старческое пустословие генерал-лейтенанта вполуха, а тот как-то незаметно --">