Евгений Сергеевич Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское

напоминая, что раненым все всегда представляется в мрачном свете, гораздо хуже, чем было на самом деле, а самостоятельный поход опричников вовсе не опасен, иначе дед Мишку ни за что не отпустил бы. Разговор, что называется, сложился — юная лекарка ведовским чутьем уловила некую теплоту возникающую между ней и Мишкиной матерью, но тут все испортила Анька-младшая, до того радовавшая собеседниц совершенно необычной для нее сдержанной молчаливостью:

— А если Миньку убьют…

Юльку будто пилой по сердцу полоснуло. То, что мысли Аньки-младшей были почти целиком заняты туровскими женихами, изнывающими в ожидании ее приезда, было известно всем, то, что весь ум, положенный двум старшим Мишкиным сестрам, почти целиком достался одной Марии — тоже, но ляпнуть такое!

Начисто позабыв материн запрет пугать людей ведовством, не заметив уже занесенную для оплеухи руку Анны-старшей, Юлька вывернула «колдовским жестом» ладонь в сторону Аньки-младшей и прошипела таким тоном, что самой стало жутко:

— Если накаркала, женихи тебе уже без надобности!

Получилось настолько убедительно, что дура Анька, отшатнувшись, аж позеленела, а ее мать, так и замерла с поднятой рукой, с трудом произнеся враз побелевшими губами:

— Что ж ты, девонька…

Умна была Анна Павловна, не отнимешь, и прихожанкой у отца Михаила числилась образцовой, но в ведовство и прочие колдовские дела верила безоговорочно.

Кончилось все тем, что в ту же ночь Юлька, впервые в жизни, самостоятельно выступила в роли жрицы Макоши, впервые возглавила проведение обряда. Все девицы, проходящие обучение на Базе Младшей стражи, украсив головы папоротниковыми венками с вплетенными в них Юлькой нужными травами, кружили на лесной поляне, мерцая в лунном свете обнаженными телами, и хором повторяли за юной ведуньей слова оберегающего воинов заговора. Юлька, сама себе удивляясь, вплетала в колдовской речитатив имя каждого отрока, ушедшего в поход, по очереди, и девки взмахами еловых ветвей отгоняли от него беду. Удивлялась же юная ведунья тому, что не зная родовых имен отроков, поминала их христианские прозванья, и это не вызывало у нее никакого внутреннего протеста или неудобства.

И еще одно, совершенно неожиданное впечатление подарила юной лекарке та ночь — понимание того, что ощущает воинский начальник, когда каждому его слову или жесту беспрекословно подчиняются десятки людей. Поняла, но не возгордилась, а содрогнулась. Вот так посылают на смерть и на убийство. Так послал поп «очистить огнем» то место, где жила семья матери…

* * *

Макошь смилостивилась — Минька возвращается, а Антон спрашивает: как величать старшину, переставшего быть старшиной… дурак, какое это имеет значение? Главное — вернулся!

— Величать бояричем! — ответила Мишкина мать, мгновенно изменившимся, с ласково-покровительственного на командный, тоном. Сказала, как припечатала — Антон выпрямился в седле, будто перед сотником.

— Слушаюсь, матушка боярыня!

Развернул коня и погнал его вон из крепости, а Анна-старшая, вновь подобрев, мягко повлекла Юльку к воротам. Этот мгновенный переход — от ласковой покровительственности к командной строгости и обратно — выдернул из Юлькиной памяти недавние материны наставления: «Особенно же не доверяй, если наказанная тобой вдруг ласковой да улыбчивой к тебе станет. Змеиной эта улыбка будет».

Сразу же позабылись и смущение и привлекающий взгляды платок… Наказала ли она тогда боярыню Анну? Угроза дочери, страхом ведовской мести… Потом Анна-старшая беспрекословно опустила девок на ночную ворожбу а сама, так же беспрекословно осталась дома, поскольку в обряде нельзя участвовать рожавшим женщинам, но…

Юлька вспомнила тяжелые бедра Анны-старшей, «березку» по бокам живота — последствия многочисленных беременностей. Анна — мать, а мать не забудет и не простит угрозы для ее детей, и совершенно неважно, каковы эти дети: умны или глупы, здоровы или больны, малы или уже сами стали родителями. К тому же, Анна умна, а это делает ее еще более опасным недругом. И она женщина — именно такая ЖЕНЩИНА, о которой толковала Настена во время недавних ночных посиделок с дочкой. Алексей, конечно же, видел ее такой — без одежды, но все равно глядит на вдову побратима так, будто никого краше на свете нет.

Юная лекарка вдруг показалась себе такой маленькой и беззащитной рядом с боярыней Анной — сильным, умным и --">