Ник Перумов - Течь тебе кровью

Ник Перумов Течь тебе кровью

Закат угасал, и вместе с ним угасала, стихала канонада, уползая куда-то дальше на запад, за Днепр, за быстро темнеющие кручи правого берега. Вечер накатывал с востока, неостановимо, заливая мраком все вокруг.

Если бы еще армия могла наступать так же невозбранно…

Растянувшаяся на сотни километров вдоль могучей реки линия фронта тоже готовилась к ночи. Заступала в боевое охранение свежая смена, ночные наблюдатели вылезали из глубоких блиндажей, позевывая и потягиваясь – весь день они спали, ничуть не тревожимые даже грохотавшей канонадой.

Сейчас наступало их время.

Обычные солдаты тянулись к кухням, где могли. Где нет – к кухням отправились котловые команды. Все знали – там, за Днепром, солдаты в фельдграу точно так же собираются ужинать. Армии стояли тут уже достаточно долго, чтобы нехитрый фронтовой быт успел устояться, а дикая мешанина людей, лошадей, машин, орудий, танков и всего прочего, потребного ненасытному молоху фронта, обрела некую внутреннюю упорядоченность – хотя, разумеется, упорядоченность эта не имела почти ничего общего с уставной.

Была осень, и серые языки туч, протянувшиеся на все небо, не скупились на дожди, но последние несколько дней выдались на удивление сухими. И армия, упершаяся лбом в днепровскую стену, радовалась – радовалась искренне, искренне же забывая, что совсем рядом с каждым из облаченных в шинели людей стоит смерть, равнодушная и ждущая.

Как ни странно, к этому тоже привыкаешь.

Левый берег Днепра, низкий и топкий, исчертила паутина траншей, раскинувшихся словно кровеносные жилы. К самой воде спускались крытые ходы секретов, тщательно замаскированные всем, что попалось под руку.

Сцена была готова. Днепр ждал.

– Течь тебе кровью.

Женщина в просторном белом балахоне, ниспадавшем до самых пят, стояла по щиколотку в осенней воде. Захоти кто-нибудь написать картины «Ведьма на днепровском берегу» или, скажем, «Заклинательница воды», то, честное слово, не нашел бы лучшей модели.

Другое дело, что картина бы у него получилась исключительно реалистическая. Даже соцреалистическая.

– Течь тебе кровью, – повторила женщина. Если издали глядеть – согбенная старуха, седые нечесаные космы свисают неопрятными сосульками, щеки ввалились, нос торчит, как у покойника. Лицо продолговатое, некрасивое, как говорится, ночью приснится – спать не сможешь. Она поворотилась к днепровскому простору, вытянула руки, раскрыв ладони вечереющему небу.

И сама она, в нелепом белом одеянии, была сейчас как на ладони. Наблюдатель с той стороны реки заметил бы ее тотчас, резко выделявшуюся на стремительно темнеющем фоне.

– Течь тебе кровью, – в третий раз бросила заклинающая. И уронила руки.

От ее ног к противоположному берегу воду прочертила стремительная линия, словно от невидимой лески. Пробежала и исчезла, скрылась без следа, только тяжкий вздох пронесся над холодными днепровскими заводями.

Метрах в двадцати за спиной женщины тесным кругом стояло полдюжины военных – пятеро в простой, даже замызганной, полевой форме без погон, на плечи наброшены бесформенные, видавшие виды ватники; местами грубо заштопанные, местами – прожженные. На головах выгоревшие чуть не добела пилотки, не слишком подходящие по погоде. Ни наград, ни нашивок – ничего. Так мог одеться разве что какой-нибудь нестроевой обозник.

Шестой же, надменного вида высокий старик, с худым и хищным лицом и кустистыми бровями над столь же впалыми, как и у заклинательницы, щеками, напротив, облачен был в генеральскую форму, с лампасами; грудь его украшал полный иконостас орденских планок. На мягкие сапоги старый генерал надел нелепо и странно выглядящие галоши. Вид он имел брюзгливый и недовольный. На хрящеватом носу устроились круг-лые очки; генерал, впрочем, частенько их снимал, вглядывался вдаль, не щурясь, так что могло показаться, что очки эти ему нужны совсем по другим причинам.

Заклинательница медленно повернулась, словно слепая, двинулась прямо к военным. Пятеро в замызганных ватниках переглянулись, но генерал – генерал-полковник, если судить по звездам, – не пошевелился, и его свита не рискнула даже переступить с ноги на ногу.

Женщина шагала, словно сомнамбула, мокрый подол ее балахона волочился по жухлой осенней траве. Под запавшими глазами --">