Герман Иванович Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»

предлагали, ибо хмельное питие из виноградной лозы самим Пророком строжайше запрещено.

А тут такое ощущение, словно вечерком вчерашним литр водочки без закуси выкушал, целыми стаканами глушил, как воду. Организм самым натуральным образом трясло, словно 220 вольт по нему пустили, электропроводность проверяя.

— Тот отвар, чем меня арабский лекарь потчевал, странный вкус имеет. Весьма нехороший… Вроде маковый?!

Андрей возбужденно топнул ногой, припоминая, как лечили его в шатре столь обходительного с ним и нарочито доброжелательного молодого сотника гулямов — тот вел себя с ним так, словно родного отца встретил или очень дорогого гостя.

Очень подозрительное «хлебосольство»!

— Точно маковый! Как в детстве у рулетиков! А ведь сие есть производное для опиума, в Афгане целые плантации этой дряни было. И здесь она в ходу — на Востоке издавна этим зельем грешили, как и гашишем. Их еще поблагодарить нужно — боль хоть сняли и не «подсадили». А то бы стал Кощеем Бессмертным, у которого смерть на конце иглы…

Никитин хрипло рассмеялся — смех походил на клекот охрипшего ворона — и принялся внимательно рассматривать имеющееся у него имущество, испытывая чувство искреннего удивления.

Все было в наличии — даже меч Иоанна Златоуста, на который Селим-эфенди завистливо и вожделенно поглядывал, прицокивая языком. Более того — арабы тщательно починили и почистили его одежду и даже сапоги с золотыми шпорами рыцаря.

Вот только кривого кинжала-бебута, забранного Андреем у загрызенного волкодлаком предателя, не имелось — тот на самом деле играл какую-то свою загадочную роль в этом деле.

Однако отдарился за него сотник гулямов более чем щедро — персидский ханджар с искривленным лезвием, по которому шел узорчатый булатный узор, был оправлен на рукояти и ножнах золотом, а в навершии умелая рука мастера вставила большой красный камень, светящийся на своих гранях кровавым блеском.

— Надо же — настоящий рубин! Не страз же ведь, здесь до подделок еще умом не дошли. На сотню злотых потянет, — задумчиво пробормотал Андрей, уже познакомившийся с местными товарно-денежными отношениями, внимательно разглядывая обретенное сокровище.

Потом посмотрел на довольно увесистый мешок, что лежал ранее под его головой. И не мешкая, дернул завязки, распустив горловину, знакомясь с его содержимым.

Вещи Милы, этой неслучайной любовницы, исчезли, его же собственные оказались в полном наличии, даже взятые им в дорогу суровые нитки с большой иглою. Только сухой паек, прихваченный на долгий путь по горам, несколько изменился.

Хотя здесь арабы постарались соблюсти некий паритет — ржаные сухари были заменены такими же сухими, как точильные камни, лепешками.

Соленое сало, щедро сдобренное чесноком, самый ненавистный для правоверных продукт, запрещенный самим Пророком. А потому чья-то заботливая рука подменила шмат длинными полосками вкусно пахнувшего копченого мяса, посыпанного какими-то сухими приправами и редкостным в данных краях красным перцем.

— Неплохо, неплохо, весьма зер гут, — пробормотал Андрей себе под нос, занимаясь нелегким делом: кое-как откусил мясца и еле разжевал, но с нескрываемым удовольствием проглотил.

— Умеют делать венгры что шпик, что баранину! Хотя свинину только в том мире они вовсю использовали, а сейчас вряд ли, времена не те. Вино пить и то меньший грех. А вот и оно самое, стоило вспомнить, и довольно приятное…

Тугой, литра на два кожаный бурдюк был наполнен не водой, а тем самым напитком, что Мухаммед не рекомендовал пить правоверным мусульманам. Красным и терпким, сладковатым.

— Великолепная штука, я такого давненько не пил. — Глотнув вина, Андрей утер рукавом рот и стал завязывать ремешок на бурдюке, мучаясь только одним вопросом: и откуда его Селим-эфенди взял?!

Не иначе как особую фетву, то есть специальное разрешение, от имама имеет на распитие вина в медицинских целях — такая практика в исламе имела место.

Пить и есть данное арабами Никитин не опасался ни на йоту — если бы те хотели его умертвить, то не стали бы прибегать к столь изысканному способу, а убили бы просто и без затей, когда он был у них в плену.

Ему даже не стали вменять в вину, что в рукопашной схватке в пещере он убил полдюжины гулямов, наоборот, даже вроде бы как восхищались, что именно с таким врагом им довелось столкнуться.

— Эх, Мила, Мила! Евина ты дочка! --">