Сергей Александрович Москвичев - Мы – грязь. Мы – цветы

Сергей Александрович Москвичев Мы – грязь. Мы – цветы

В коллаже на обложке использованы фотографии:

© inarik, Chet_W / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Дорогой читатель, нарратив романа повествует о мире, схожем с нашим с точки зрения физики и масштабов, на вымышленной планете Земля. Технологии здесь немного более развиты. На мир этот медленно, но верно, надвигается угроза: страшная и неведомая, и рано или поздно персонажи данного романа с ней столкнутся. Однако ещё неизвестно: кому предстоит сыграть ключевую роль в грядущих событиях – отважным героям или матёрым мерзавцам.

Каждой главе присвоена ПоВ (PoV – point of view – точка зрения), она закрепляет фокализацию на одном действующем лице. События одних эпизодов могут составлять по времени всего несколько часов, а других – недели или даже месяцы. Все персонажи в той или иной мере связаны между собой, хотя это может не бросаться в глаза, что же касается их судеб, то они переплетены между собой в ещё более крепкое веретено.

Карта мира

Пролог Сын волшебницы

«Есть только один гениальный постановщик – Творец. В его пьесе играют миллиарды людей, и каждый уверен, что он – в главной роли. Самое интересное, что он прав. Пьеса запутана, никто не читал сценария, никто не репетировал, все импровизируют и пытаются понять смысл роли и замысел пьесы».

©Claude Lelouch

Небо падает вниз, где ты друг? Тебя нет!

Мой мир рухнет вот-вот, отзовись, если дышишь,

Подари мне надежду на новый рассвет.

Протяни же мне руку сквозь пепел и дым,

Ты мой ангел-хранитель, опора моя!

Сквозь пространство и время вернись вновь живым,

Лишь тогда я пойму, что живу я не зря.

На жестокой войне я прошёл через ад:

Я весь кровью истёк, утонул в море зла,

Проносясь сквозь жестокость, с оглядкой назад,

Мимо смерти и горя, туманная мгла,

Она всё застелила, сравняла с землёй,

Города хоронила, машины, людей,

Отпечаток оставив своей пятернёй

На могилах несбывшихся чьих-то идей.

День за днём, шаг за шагом, и за боем бой,

В атмосфере подрывов, снарядов, огня,

Я жалел, что нет прочной стены за спиной,

Той, что сможет спасти и утешить меня.

Как дозваться до крайних пределов всего?

Как кричать своим сердцем, всем телом, душой?

Как суметь в этот час сотворить волшебство?

Ты возьми на корабль мою душу с собой!

Ты услышишь меня в парусах корабля!

Небо падает вниз, где ты друг? Нет тебя!

Леденеет огонь, улетает земля,

Но я верю в спасителя, верю в тебя!

Точно знаю, ты жив, и меня ты отыщешь

Среди звёзд миллионов и хищных планет.

Мой мир рухнет вот-вот, отзовись, если дышишь,

Подари мне надежду на новый рассвет», –

лира уносилась к звёздам, и дальше: в чёрный космос.

С безумной скоростью отдаляясь от бойца, лежащего под дождём в луже крови, слова отражались от пределов обозримой Вселенной, возвращаясь на Землю, но уже в другое место и время, за полтора года до того, как родились в сознании героя. Туда, где в голове совсем иного человека не жила поэзия, но вспыхивали языки жгучего пламени воспоминаний.

«Молись Богу, любому в какого веришь, за каждый день, прожитый на Земле. Ищи плюсы во всём, даже там где их нет: складывай минусы перпендикулярно друг другу, если угодно. Цени каждое мгновение, оно имеет значение, лишь когда ты жив, – вертелись в голове слова матери. – В гневе господнем лишь бы небеса не рухнули. Но если и обрушатся, ты всё равно молись».

И кусочек неба упал.

– Так что, это был действительно метеорит? – Дункан Хоук наконец отвлёкся от думы. Он вместе с троицей других осужденных подошёл к закрытой отработанной шахте, охраняемой двумя стражами. Один был высокий и мощный, его знали как добряка Мартина, второй – мелкий вездесущий Рикард, его отбывающие наказание особенно не любили, и это, несомненно, было взаимно.

– Он самый, и вам придётся спуститься к нему для разведки, – крепыш Мартин был, как всегда, серьёзен. – Этот кусок инопланетного дерьма пробил огромную дыру, и судя по всему очень глубокую.