Алекс Джонс - Ловушка для Бога

своей удачей! Хитер, ублюдок: без году неделя в Шадизаре, а уже сколотил компанию прихвостней, заправляет доброй половиной мало-мальски выгодных дел и все чаще перебегает дорогу тем, кто не спешит предлагать ему услуги. Конан скрипнул зубами и сумрачно усмехнулся. Он мог бы голыми руками передушить эту крысиную команду вместе с главарем-недоростком, но не в его правилах убивать без крайней надобности, да и не охота бегать потом, высунув язык, от стражников… Было бы ради чего! Убивать-то он не станет, однако поставить кое-кого на место давно пора, иначе самому придется уматывать из города, а это вовсе не входило в его планы.

Конан дернул дощатую дверь «Шустрого таракана». Глухо громыхнула в петлях железная щеколда: заперто. Ухмылка молодого варвара стала еще шире, когда от второго рывка дверь широко распахнулась и, лязгнув, отлетел в сторону засов. В спертом воздухе кабака, казалось, не могло существовать ничто живое, там было темно и пусто, но лишь на первый взгляд. Конан прислушался и, не производя ни малейшего шума, двинулся к противоположной стене, завешанной старыми коврами, но совершенно некстати споткнулся об оставленный на полу медный кувшин, и тот покатился, брякая крышкой. Тут же заскрипели ступеньки узкой деревянной лестницы, которая вела в жилище хозяина: Урдаши торопливо спускался вниз, запахивая на волосатой груди немыслимо грязный халат. Он высоко поднял плошку с огарком свечи, заморгал, пытаясь разглядеть посетителя, и, узнав киммерийца, расплылся в улыбке:

– А, это ты, Конан! Очень рад! Клянусь Митрой, нет для меня большего удовольствия, чем потчевать и угощать тебя, но, понимаешь ли, сегодня я так утомлен дневными трудами…

– Не части, язык проглотишь.

Урдаши послушно замолчал, всем видом выражая готовность вывернуться наизнанку в угоду мрачному киммерийцу: он хорошо знал вспыльчивый нрав варвара, неоднократно видел, как Конан расправляется с теми, на кого пал его гнев, и отнюдь не искал неприятностей на свою голову. А потому, подобострастно улыбаясь, духанщик поспешно проводил дорогого гостя к замаскированной ковром двери, за которой столь приятно убивал время другой, не менее драгоценный гость.

* * *

В ноздри ударил густой аромат жареного мяса и пряностей. Конан, невольно сглотнув слюну, отыскал в полумраке, который едва рассеивали огни светильников, улыбающееся скуластое лицо Хадира. Тот смотрел на киммерийца бесстрашно и даже, пожалуй, приветливо: скорее всего, разговор в соседней комнате подслушивали, и появление Конана не было неожиданностью.

– Входи, входи, наилюбимейший сын Бела, алмаз моего сердца!

Хадир бросил повелительный взгляд на сотрапезников, и те мгновенно раздвинулись, давая киммерийцу место за столом, а Лысый продолжил рассыпаться в любезностях, уговаривая Конана разделить с ними скромный праздничный ужин и выпить хоть немного вина за удачу, дабы та и впредь не обходила стороной никого из присутствующих. Полупьяная компания нестройным хором вторила его просьбам, а Урдаши, бормоча что-то восторженно-ласковое, выбежал вон и мгновение спустя вернулся с громадным блюдом аппетитной снеди.

Все были безукоризненно приветливы, и обстановка, в первую секунду грозившая взрывом, постепенно разряжалась: по-крысиному чуткий Хадир с первых дней пребывания в Шадизаре верно оценил угрозу, исходившую от Конана, а теперь пустил в ход все свое обаяние, чтобы обезоружить противника, и ему это удалось как нельзя лучше. Уже садясь за стол, Конан с сожалением подумал, что Хадир никогда не подаст повода для ссоры, а в игре, которую он сейчас блестяще навязал киммерийцу, Лысый, безусловно, сильнее. С другой стороны, почему бы и не сыграть? В конце концов, взять его за горло и тряхнуть хорошенько Конан всегда успеет.

Сделав над собой усилие, юный варвар улыбнулся виновнику торжества, взял чашу, услужливо наполненную кем-то из соседей, и произнес неторопливо, тщательно подбирая слова:

– Я рад твоей удаче, Хадир. Рад, что она не оставила тебя сегодня днем, ибо, отвернись от тебя Бел хоть на мгновение, и страшно подумать, что осталось бы от твоего и так не пышного тела, – Конан сделал паузу и с нескрываемым удовольствием взглянул на перекосившееся лицо собеседника. Такие длинные речи были для киммерийца делом тяжелым и непривычным, но удовольствие, видит Кром, того стоило, и он продолжил: – Желаю тебе провести приятную и спокойную старость --">