Всеволод Алферов - Предательство белыми красками

есть суровый обычай: любого, кто использует колдовство, считают предателем. В их земле иначе нельзя: слишком долго горцы добывали для южных магов золото и железо, поколениями рождались и умирали на каменоломнях.

Предателей изгоняют, и никто, даже враждебный клан, не пустит изгоя на порог. Не подаст ему хлеба. Не бросит и самой завалящей одежды.

Потому-то одинокий путник в горах — всегда изверг: тот, кого извергнул из себя род.

Одинокий путник в горах — все равно что мертвец. Он дышит, и мыслит, и мерзнет — но он уже мертв. Потому что зиму в горах в одиночку еще не переживал никто.

Шаг… Как же трудно! Поднять и опустить ногу. Поднять и опустить. Еще шаг…

Преследуют ли его? Он не знал. Сперва он старался запутывать след, но теперь, когда не осталось сил, и ни одно деревце не могло насытить его в каменном лабиринте — теперь ему было уже все равно.

Еще шаг. Поднять и опустить ногу… Как больно! Живот скручивает от голода, словно кто-то узлом завязал внутренности и тянет, тянет: так сильно, что в глазах пляшут цветные огни.

Шаг. Любой встречный горец вправе убить его и обобрать — ведь он изгой. По щиколотку проваливаясь в сугробы, он брел сквозь метель, и мельтешащий перед глазами снег казался ему хлопьями сажи.

Обрыв…

Дирк остановился. Над ним возвышалась крепость. Заметенная снегом, покинутая — только копоть черным крылом легла поверх стен. Роспись войны на каменном свитке. Боги, зачем искушаете? За что? Ведь эта та самая крепость, где он обернулся против своего клана!

Напрягая последние силы, он запрокинул голову к небу.

— Еще чуть-чуть! Прошу вас…

Боги молчали. Суровые боги гор всегда молчат. Они дают своим детям самый главный дар — жизнь — но только ты сам можешь подобрать к ней удила.

Боги молчали, зато выла вьюга, собирая над головой стада облаков и погоняя их дальше и дальше к югу. Крепость казалась упершимся в тучи обломанным зубом. Протяни руку — коснешься. Совсем близко…

Еще шаг, вниз по тропе. Как соль, снег хрустит, трещит под ногами. Изо рта, даже сквозь обмотавший лицо шарф, валит пар. Дирк запнулся и вынужден был схватиться за торчащий из снега камень. Острые грани располосовали печатку и он почувствовал, как разжимаются пальцы.

Только не это! Не сейчас, когда он прошел столько дней! Не тогда, когда он почти на пороге укрытия!

Юноша покатился по тропе вниз.

Сколько он лежал, он не знал. Когда он очнулся, он увидел над собой сложенную из камней стену. Повернул голову — острая боль пронзила шею тысячей игл. Осталось лишь потянуться — и переползти порог. Дубовая дверь все еще скрипит на ветру.

Больше Дирк ничего не помнил.

Боги, зачем искушаете?

Истертый металлический диск в руке, два предательства за спиной. Земля, которая помнит о его клятве… Теперь, когда оба совершены — не поздно ли сожалеть о третьем? Что может быть хуже для обеих сторон — призвать в горы третью силу, способную поработить их обоих?

— Не могу…

Тень в полутьме. Шелест шепота в узкой каморке.

Южные маги некогда уже властвовали над горами. Долгое время горцы добывали для южан золото и железо, потом научились владеть собственным колдовством — и маги ушли. С тех пор в предгорьях стоят крепости, населенные Видящими. Маги не могут попасть на север, если их кто-нибудь не проведет…

Вспыхивает кошачий глаз масляной плошки — вспыхивает сам собой, хоть никто к нему и не подходил — разбрасывает сполохи по старым, потемневшим от копоти стенам.

— Не могу… — сдавленный, едва слышный хрип.

Он сидит в развалинах, и вертит в руках маленькую металлическую бляшку. Стальной кружок — может, последняя, на сей раз уже смертельная ошибка. Если за прошедшие века южане не изменились, Дирк призовет в горы еще худшую напасть, чем нынешнюю войну.

Посольство, этот цветок в гирлянде воспоминаний. Каким светлым, простым все казалось тогда! Теплый южный ветер раздувает робу молодого посла, треплет волосы. Чародей протягивает руку, приглашая северянина в посольский дом. Только протяни руку в ответ. Лишь коснись. Довольно только положить ладонь сверху.

За вратами ждет или помощь, или враждебная армия.

Боги, зачем искушаете?

— Не могу… — в третий раз произнес Дирк и накрыл амулет ладонью.

Врата раскрылись.

Железный замок холодно щелкнул, но юноша не поднял голову.

— Зачем ты пришел? — голос матери. Такой старый, словно прошло не шесть месяцев, а --">