Ахмед Саадави - Франкенштейн в Багдаде

доставили в морг, а раненых отвезли в госпиталь аль-Кинди. Только местами попадаются осколки стекла, грязный дым полностью не рассеялся, а в асфальте зияет дыра – когда огромная рытвина, когда поменьше. Это все, что она замечала вокруг. То ли зрение ее подводило, то ли она просто не обращала ни на что больше внимания…

Литургия закончилась. Прошел час. Илишу оставалась сидеть в зале для церемоний при церкви. Женщины расставили на столе тарелки с принесенной из дома едой. Она подошла и поела со всеми, чтобы скоротать время. Отец Иосия последний раз тщетно попытался связаться с Матильдой, но абонент был вне зоны доступа. Скорее всего Матильда потеряла телефон или его вытащили у нее на рынке Мельбурна. А номер отца Иосии она непредусмотрительно не записала. Но какое-то объяснение было?.. Что случилось на самом деле, отец Иосия не мог знать. Он поддерживал беседу с Илишу, чтобы как-то ее утешить. А когда прихожане стали расходиться, пожилой дьякон Надир Шмуни вызвался отвезти ее домой на своей дребезжащей старой «Волге». Но Илишу промолчала в ответ на его предложение. Вторую неделю она не дожидалась звонка. Нет, она не так нестерпимо истосковалась по голосам родных, к одиночеству она уже привыкла. Было нечто более важное. Со своими девочками она могла поговорить о Даниэле. Никто, кроме них и, пожалуй, священника церкви Святого Георгия, так искренне не сопереживал ей, когда она вспоминала сына, погибшего двадцать лет назад. Священник молился за душу Даниэля, и именно его она считала своим духовником. Да еще дряхлый облезлый кот по кличке Набо, дремавший сутки напролет… А прихожанки храма, когда она касалась в беседе с ними пропавшего без вести на войне сына, оставались безразличны к ее горю. Как и соседки, – ведь старуха твердила одно и то же! Не все, кто знал Даниэля, мог припомнить, даже как юноша выглядел: он был одним из многих ушедших в мир иной на их памяти за долгие годы. Еще меньше со временем оставалось тех, кто поддерживал в Илишу, опустившей в землю на кладбище Ассирийской церкви пустой гроб, безумную надежду на то, что сын ее до сих пор жив.

Илишу уже не пробовала об этом с кем-нибудь заговорить, просто ждала звонка от Матильды или Хильды. Только они терпели от нее любую чушь. Дочери понимали, что благодаря вере в чудесное возвращение сына в старушке теплится жизнь. Только и всего. И не нужно ее в этом разубеждать, пусть обманывается, хотя бы душу отведет…

Дьякон Надир Шмуни довез ее до перекрестка, где брала начало Седьмая улица квартала аль-Батавин. Несколько шагов, и она на пороге дома. В квартале тихо. Пиршество смерти завершилось уже давно, но следов ее кровавого буйства нельзя не заметить. Наверное, это был самый мощный взрыв, прогремевший в квартале за всю его историю. Дьякон держался. Сохраняя внешнее спокойствие, он молча припарковал машину у столба. Кровь и вырванный с кожей клок волос на нем дьякон не мог не видеть. Поэтому, когда его нос и пышные усы оказались на расстоянии меньше метра от прилипших к столбу электропередачи человеческих останков, Надира Шмуни сковал ужас.

Илишу вышла из машины, не проронив ни слова, подала на прощание дьякону руку и направилась в глубь притворяющегося тихим переулка. Слышалось только эхо ее неспешных шагов по каменной кладке, по обочинам которой были разлиты зловонные нечистоты. Сейчас она откроет ключом дверь, Набо поднимет мордочку в ее сторону, она спросит его «Эй, как дела?» и сама же шепотом ответит.

Но самое главное: она собиралась выразить обиду святому Георгию. Вчера ночью она попросила своего покровителя исполнить одно из трех – либо принести благую весть, либо утешить ее душу, либо наконец положить конец этим страданиям.

2

Умм Салим аль-Бейда, соседка Илишу, как никто другой неистово верила в то, что старушка блаженна, что Бог поцеловал ее в темечко и что она хранит любое место, куда бы ни пришла. Доказательств тому Умм Салим могла привести сколько угодно. Бывало, Умм Салим и упрекнет старушку за то и за се, что могло разрушить благочестивый образ Илишу в глазах окружающих, но потом Умм Салим всегда отзывалась о ней с трепетом и оказывала знаки уважения. Стелила перед ней ковер, сплетенный из тканевых полосок, подкладывала под оба бока мягкие подушки, подливала чай в ее чашку на женских посиделках, проходивших под тенистым навесом во дворе ее дома. Может, Умм Салим и преувеличивала, но всегда приговаривала, что Аллах давно бы --">