Ольга Александровна Чигиринская - Контроллер

когда мы прочитали ее диссертацию… Насколько я понял из объяснений Антона, ее интересовала реакция референтной группы на угрозу угнетения. Ну, типа: если завтра по Сети объявят, что будут вешать каждого десятого — какой процент сразу возьмется за ружье, какой тут же побежит мылить веревки, что будет между полюсами… Мерлин сказал, что женщины сразу дали большую выборку, а мне показалась в этом какая-то… принципиальная позиция. Подставлять группу, к которой принадлежишь сам.

— Да ты идеалист. По-моему, ее просто перло, что она поимела и мужиков, и теток. И совсем не обязательно было давать себя избивать для ответа на этот вопрос.

— Ну, у меня были… и другие задачи.

— Какие? Меня до инфаркта довести?

— Я работал на камеру. Камера зафиксировала, что она плохо обездвижила меня. Зарвалась.

— А на самом деле?

Он снял повязку с руки.

Марта потрясенно умолкла, даже дышать забыла.

— Внутренние повреждения остались, я чувствую, что мышца еще не до конца срослась.

— Ты…

— Нет, конечно. Она не смогла бы меня пить — сразу почуяла своего.

— Но ты…

— Я был, да. Нелегально и почти нечаянно. Все сложилось плохо. А потом меня исцелили — тоже почти нечаянно, повторить номер на бис не получается.

— Как?

— Действие Божьей благодати как объяснение тебя устроит?

— Нет.

— Так и знал. Других не будет.

Марта прекрасна. Она даже сама не знает, насколько прекрасна, с ее Тициановскими обводами. С ее полной противоположностью тому, что осталось на мокром асфальте сквера на Страстном.

— Вас много таких?

— Мало. К сожалению.

— Твои друзья?

— Вот они просто тренировались. Ну, Костя — священник, это тоже работает.

— Зачем ты все это мне рассказываешь?

— Тебе неделю назад пришло письмо от Эгиля. И ты на него ответила, Фригг.

Она промолчала.

— Ты наверняка задавалась вопросом: читаю ли я тебя. Да, конечно. С самого начала. И мне с самого начала нравится эта книга. Ты знаешь, в диссертации Анисьевой вам тоже нашлось место. Группа G. Те, кто очень медленно запрягает, но недовольство высказывает сразу, решительно и обычно в летальной форме. Два процента от общего числа.

— Ты больше не приедешь?

— Нет. Ты же ответила на письмо. Значит, с тобой мы больше видеться не можем.

— Безопасный секс.

— Я знал, что ты поймешь.

Тепло. В ней столько тепла, что всякая смерть кажется совершенно невозможной. Амазонка, мать амазонки.

— Он написал правду? Что мне не придется переступать через закон?

— Клянусь, что ты, если сама не захочешь, не переступишь его и на полпальца. Это оценят. Уже оценили. Хирургов и так до хрена — нужны терапевты. Нужны те, кто просто делает свое дело.

— Ты его тоже делаешь здорово. Ты отличный оперативник.

— Да. В тени, где не можешь действовать ты.

— Могу.

— Но не должна. Кто-то должен оставаться человеком света.

…И когда она смеется, она такая живая.

— Ты что? Ты собрался трахаться со сломанными ребрами? Или они тоже зажили?

— Не, кости срастаются дольше всего. Где-то до утра. Но самое-то главное я уберег. Ох, у нее и каблуки! Хорошо хоть не шпильки. И вообще, я сейчас воспользуюсь победой феминизма, лениво завалюсь на спину, закрою глаза и буду думать об Англии.

— Нельзя просто так завалиться на спину, закрыть глаза и думать об Англии, Карастоянов. Не со мной.

Днепропетровск, 2013

--">